Степени (СИ)

Деловым тоном сообщая, что его не устраивает её умение видеть будущее, что это слишком опасно. Улыбаясь на её вмиг налившийся силой голос и твёрдое обещание остановить его. С ласковой бесцеремонностью касаясь её плеча:

- Какие глупости. Ты даже пошевелиться не сможешь.

Возвращая в реальность.

Парализуя.

====== 81 ======

Миссис Петрелли любила своего мужа.

За всеми слоями своих тайн и принципов, насколько она вообще была на это способна – любила. Любила, когда встретила и когда выходила замуж. Когда рожала сыновей и защищала их от него теми способами, что могла. Она понимала, что им движет, и во многом одобряла его, а когда была несогласна, не противилась в открытую, а, сохраняя отцовский авторитет в семье, сглаживала углы собственными методами.

Она продолжала любить его, когда он сблизился с никогда не внушающим ей доверия Линдерманом, и когда стала подозревать их в делах, выступающих за грань приемлемого даже по её гибким меркам. Позволяя ему всё, на что была его воля, не вмешиваясь ни в его дела, ни в дела Нейтана, затеявшего охоту на Линдермана и не предполагающего, насколько в этом замешан и сам отец.

Она верила в преданность мужа семье, любила его рисковость и цепкость, величие и гениальность, неспешность движений и остроту ума; и едва ли не больше всего – готовность идти до конца. Готовность всегда и во всём. Она видела в этом силу, ценя его умение жертвовать малым ради большого.

Однако, когда в разряде «малого» оказался их собственный сын, это она не оценила.

Нужно сказать, что она не сразу распознала злонамерения мужа, несмотря на множество указывающих на то косвенных намёков. Случайно услышанные обрывки их разговоров с Линдерманом; автоавария, в которой покалечило Хайди; Нейтан, громко обвинивший в этом отца; собственная странная забывчивость на самых подозрительных воспоминаниях.

Она долго не желала замечать очевидного и чуть не опоздала.

Ей помогли вспомнить то, что муж стёр из её памяти, между первой и второй попытками его покушения на старшего сына. За день до суда, грозившего изобличением и финансовым крахом.

Чтобы поверить после этого – хватило и мгновения.

Если бы ещё также быстро можно было разлюбить…

Принятое ею решение было единственно возможным, и она ни секунды не сомневалась, когда подсыпала яд в любимый, чечевичный, по рецепту его матери, суп мужа.

Но когда она смотрела, как вспыхивает понимание в его глазах, как он начинает задыхаться, как падает, схватившись за горло – она всё ещё любила его. Любила, ненавидя за то, что он собирался убить их сына, их первенца.

Если бы только Нейтан знал обо всём этом, когда внеурочно заглянул домой, решив переговорить перед процессом с отцом. Хороший сын. Внимательный и чуткий, как бы ни рядился в выкованную им же самим ради одобрения родителей жёсткую броню.

Если бы только знал, когда склонялся над отцом в поисках признаков жизни, облегчённо «успокаивал» замершую над ними мать – он ещё дышит! он ещё жив! – и дрожащими руками набирал номер скорой.

Если бы только знал.

Она не стала ничего ему говорить.

Смотрела обречённо, как он делает всё для того, чтобы спасти отца. Держалась молча рядом, и дома, и в машине, и в больнице, леденея от невыносимости ситуации, от ощущаемой кожей надежды сына на исцеление отца, и от собственной – на то, что муж умрёт, не приходя в сознание.

И только когда из операционной вышел врач и, выразив сожаление, сообщил, что они ничего не смогли сделать, она позволила себе расслабиться, онемевшими руками обняв потрясённого Нейтана, впитывая в себя его горе и бесслёзно плача вместе с ним о потере их любимого отца и мужа.

Заглаживая, утоляя его самую острую, самую первую боль и неверие:

- Как так? Сердечный приступ?

Отражая в ответ:

- Не могу поверить… он умер… – пряча за объятьями невысказанное болезненное счастье – «а ты – жив».

Им предложили поехать домой, и отдохнуть, отложив оформление и кремацию на следующий день, и, к сожалению, она не заподозрила за этими участливо-официальными словами подвоха.

Тело сожгли, похороны состоялись, и она смогла вволю окунуться в искреннюю скорбь по мужу, благодаря небеса и саму себя за живого Нейтана.

Свои грехи она уже устала считать, а жизнь сына стоила чего угодно.

Даже гарантированного пропуска в ад.

И одиночества на земле.

Жаль, что она не до конца убедилась в том, что муж действительно умер.

* *

Мистер Петрелли любил свою жену.

Когда-то.

Любил семью, которую они вместе создавали, и старшего сына – несмотря на разочарование от него, но очень скоро от этой любви осталась лишь видимость. Красивая и достоверная для других видимость. Он сохранял её, потому что это было удобно, и создавало комфортные условия, и что-то он всё-таки испытывал, по крайней мере, к жене, но сам перед собой не лукавил уже давным-давно.

Возможно, с тех пор, когда решил использовать первенца для эксперимента. Или загорелся особым способом зачатия второго, в итоге ещё меньше устроившего его сына, несмотря на наличие у того врождённой способности.