Степени (СИ)

Все сбежавшие с пятого уровня Прайматек: и успешно скрывающиеся, и вновь пойманные.

Сайлар.

Его она боялась больше всех, и тем удивительнее было встретить вместо ожидаемого монстра сдержанного молодого человека, вежливо отказавшегося от предложения поработать на Пайнхёрст.

Как правило, даже натыкаясь на отказ, она успевала заметить зерно сомнения, рождённое её словами, и, укрепляя это зерно оставляемой визиткой, Дафна оставляла его дозревать, зная почти на сто процентов, что рано или поздно этот человек придёт по указанному адресу.

В глазах Сайлара сомнения не было.

Но у них – этих одарённых «чудовищ», которых она успела обойти – почти у всех была одна общая болевая точка; и у этого, сидящего в камере, из которой он мог бы уйти при малейшем желании, как будто специально напялившего на себя эту аскезу и добровольно принявшего наказание, наверняка эта точка тоже была.

- Они не хотят, чтобы ты менялся… ты им очень нужен… такой, какой есть… – сказала Дафна и, вложив в его ладонь карточку с логотипом и адресом, исчезла, оставив дверь камеры открытой.

====== 82 ======

Тяжело быть заложником двух противоречивых желаний.

Желанием стать частью столь неожиданно обретённой семьи – и желанием не то чтобы мести, но какого-то реванша, желанием разбередить, зацепить, заставить обратить на себя внимание практически любыми способами.

Не имея опыта глубоких отношений, Сайлар вёл себя, как подросток, прикрывая собственную неуверенность колючими провокациями. Со всей тщательностью чуткого к деталям часовщика и со всем своим незаурядным саркастическим умом. Убивая отморозка-донора прямо перед носом Беннета; без тени внешнего сожаления каясь после перед матерью; выдыхая Питеру в лицо – «ты такой же, как я, брат».

И чем сильнее было его безотчётное желание тепла – тем сильнее он царапал, тем больше проверял на прочность, на честность, на зависимость от себя.

Он адски боялся ступать на эти тропы один.

Ему нужны были гарантии – миллионы связующих верёвок – чтобы если падать, то не одному.

Он устал от ударов в спину.

Устал от предательств, количество которых равнялось количеству подаренных надежд.

Ещё недавно он был уверен, что больше не доверится никому и никогда. Но он просто не знал, насколько крупными могут быть ставки. Что появится женщина, которая назовёт его своим сыном, и ему до умопомрачения захочется в это поверить, несмотря на ожидающий его в случае обмана ад. Что он снова рискнёт, с замиранием делая шаг навстречу, ошалевая от собственной то ли дурости, то ли храбрости. Рискнёт во многом потому, что там, за той, что протянула к нему руки, был его заклятый враг, которого он чаще необходимого убивал и больше допустимого ненавидел, но который ни разу за всё время не обманул его.

Честный Питер. Славный Питер. Раздражающий Питер.

Герой с Кирби-Плаза. Источник душевных мук. Без него Сайлару было бы гораздо проще жить. Без него Габриэль уже давно бы сдох. Без него он не стал бы и пытаться…

С которым до сих пор у них не было ничего общего. Но невыносимо хотелось иметь.

Общая кровь оказалась неоценимым даром.

Общая жажда – аукнулась целой прорвой чувств.

Первой вспышкой злорадства и новой, такой яркой возможностью снова зацепить; компенсацией за весь последний проклятый год.

Снисходящим пониманием, что и в этом он теперь не один.

Внезапной острой виной и жалостью к новоявленному безумцу в пику мыслям о том, что никто и никогда не жалел вот так его самого. Но ведь они не понимали. А он – знал.

* *

Сайлар сам пришёл к нему.

Впервые за всё время обретения своей новой семьи, делая что-то без оглядки на реакцию, без расчёта, насколько это ещё приблизит его к ним, без «прощупывания» на зависимость. Заранее зная, что натолкнётся на ненависть, подогреваемую свежей, особенно ненасытной жаждой.

Он просто узнал, что мать в беде.

И, спасовав перед эмоциями, чувствуя, что не может абстрагироваться от них и посмотреть на всё со стороны, чтобы понять, что именно ему нужно делать, кинулся наобум. Без оглядки. Руководствуясь лишь желанием спасти мать и откуда-то взявшимся знанием, что помочь ей смогут только они, её сыновья.

И он пришёл к нему.

Сам.

Его камера была неподалёку.

Это оказалось больно – наблюдать, как очнувшийся Питер, едва придя в себя и осознав, кто перед ним, вздрагивает и кубарем валится на пол, тут же вскакивая на ноги и подбираясь в защитной позе. Видеть, как зло и перепуганно блестят его ещё плохо фокусирующиеся глаза; слышать – своим приобретённым когда-то сверхслухом – как надрывается его сердце. Понимать, как тот ненавидит его – за жажду и за то, что они оказались братьями.

Больно не за себя. За него.

Что бы там Сайлар себе не думал, он уже был зависим без особых гарантий на взаимность, уже стоял на тех тропах. И, кажется, всё ещё один.

* *

Там, в лекарственной коме, не было снов.