А ещё были инстинкты, также разделившиеся на два лагеря – одни были готовы предательски следовать всюду за голодом, а другие удерживали от окончательного безумия, заставляя мечтать от избавления от этого проклятия любыми, даже фатальными, способами.
Он не понимал, как Сайлар смог справиться с этим. Это было слишком сильно, слишком подавляюще!
- Когда я видел тебя в будущем, ты был другим, – обходя его по кругу, напористо отчеканил Питер, – ты научился подавлять жажду. Но как?
- Не знаю… – честно и немного растерянно сказал Сайлар, впрочем, сразу же убеждённо продолжив, – но, зная, что у меня получится, я могу верить в то, что это возможно! Я надеюсь…
- Не нужна мне надежда, я хочу, чтобы всё прошло! – Питер был взвинчен и ожесточён, и остро реагировал на всё, что мог воспринимать, его глаза были полны огня и влаги, и весь он, дёрганный, взъерошенный и босой, куда больше походил на безумца, чем Сайлар даже в худшие свои времена.
Наверное.
В такие времена Сайлар тоже себя не слишком хорошо помнил.
- Дело уже не в тебе и не во мне, – предельно серьёзно произнёс он, глядя на Питера с сочувствием и тревогой, – я разбудил тебя, потому что твоя мать в беде. Наша мать…
* *
Им не пришлось далеко добираться, миссис Петрелли была тут же, несколькими уровнями выше, в одном из отсеков лабораторного блока, куда её перенесли из кабинета. Её палата не слишком отличалась от камер пятого уровня, исключение составляло лишь окно да более сложное оборудование, а так – те же голые стены и отсутствие милых глазу деталей, не особо нужных для поддержания физического здоровья, но наполняющих пространство комфортом.
Но перевозить её в более приемлемое место, по множеству причин, было бы небезопасно. Да и саму её вряд ли сейчас волновало отсутствие штор и картин на стенах.
Едва войдя, Питер сразу почувствовал странность её состояния. Она выглядела такой покойной, но глаза были открыты, а жилка на шее билась слишком быстро для бессознательного человека.
Задержавшись взглядом на пластыре на её лбу, он краем глаза уловил едва заметное движение руки Сайлара, подошедшего вплотную к кровати и стоящего теперь прямо возле матери.
- Серьёзно? – он, не веря, уставился на то, как тот осторожно коснулся сначала подсоединённого к матери прибора, а потом и её пальцев, легко пожимая, как будто обещая что-то, – ты переживаешь? Ты действительно за неё волнуешься?
- Она и моя мать тоже, Питер, – не переставая смотреть на неё, тот ещё ближе подошёл к изголовью кровати, – единственный человек, который принял меня таким, какой я есть.
Приняла… А он не смог её защитить, слишком сильно погрузившись в свои комплексы и страхи, не почувствовав грозящей ей опасности и не оградив её.
Но сейчас, вдвоём, они выяснят, что с ней и смогут ей помочь.
Сайлар обернулся к Питеру, ободрённый уже одним его молчанием на всю эту свою безоглядную инициативу, и удовлетворённо отмечая его успехи в удерживании жажды. Тот не был спокоен, его движения были резки, мышцы напряжённо бугрились под тонкой футболкой, лоб покрывала испарина, а на висках вздулись вены. Но он не шарахался от самого себя и не рвался никого убивать, и был настолько адекватен, насколько это вообще было возможно в его состоянии.
Они вдвоём.
Удивительное ощущение.
Пусть пока всё так зыбко. Пусть это пока лишь перед лицом опасности. Но сейчас Сайлар как никогда чувствовал себя частью этой семьи.
Безмолвно, хотя и не с особо довольным видом признавая за ним право находиться здесь, Питер обошёл его, и, подойдя к матери, склонился над ней. Сайлар привёл его сюда, чтобы спасти её. До кошмарного будущего было ещё четыре года. И пусть точка невозврата должна была наступить гораздо раньше, но и до неё у них ещё было время. Время, чтобы разобраться с жаждой и этим неожиданным родством, пока людям не начали прививать способности, и пока Нейтан продолжал оставаться его братом.
Он всмотрелся в открытые глаза матери, пытаясь проникнуть в её мысли, и с удивлением споткнулся о ментальный барьер. Выставленный не матерью – он сразу это понял – но, очевидно, тем, кто был повинен в её состоянии. Но она боролась, на ментальном уровне это было ещё более заметно, чем по внешним физическим признакам. Она боролась изо всех сил, толкаясь о выставленные щиты, пытаясь если не вернуть своё тело, то хотя бы сообщить нечто важное. Питер двинулся навстречу, но чем активнее он пробивался к ней, тем сильнее было сопротивление.
Дело нескольких секунд. Невидимая борьба.
Ему казалось что вот-вот – и он преодолеет, что в рывке он почти что уже касается сознания матери, а то важное, что она хочет сказать – оно вот, совсем рядом, стоит только дотянуться! Он дёрнулся ментально вперёд, в очередном, особо сильном накате, уверенный, что на этот раз у него точно получится… и, совсем не ментально, отпрянул от матери назад, едва удержавшись на ногах.
Проклятье! Он словно приложился лбом о раскалённую дверь с выгравированным на ней знаком!