Степени (СИ)

Элль знала, что Сайлар бессмертен. Но он мог испытывать боль и, разрывая на множество кусков его тело, она надеялась, что это принесёт ей хоть какое-то облегчение.

Он послушно взорвался, заливая комнату душераздирающим криком и светом сгорающей дотла плоти, и долго восстанавливался потом, сначала под отвратительный звук нарастающего на костях нового мяса, потом – когда стал на это способен – под собственные стоны.

Запах недавней смерти был ещё горек и плотен, когда он опёрся, наконец, на здоровые руки и, приподняв голову, посмотрел на свою убийцу. Без ненависти и страха, с тошнотворной, ослепляющей жалостью.

Буквально швыряя её этим взглядом в истерику, заставляя биться в цепях и вопить, проглатывая буквы и целые слова:

- Я прикончу тебя, сукин сын! Я убью тебя, клянусь! Убью тебя!!!

Он смиренно принимал каждое её слово. Он уверял, что не хотел убивать её отца, что он вообще никого не хотел убивать – она же знает, ведь это же она когда-то спасла его. Обещал, что не станет опускаться до извинений, что она заслуживает больше – заслуживает мести.

Ей было нужно выплеснуть боль.

Ему тоже было что-то нужно. Возможно, хоть какое-то искупление. Возможно, что-то однозначно честное после всех игр в семью.

И, шаг за шагом приближаясь к ней, он уговаривал:

- Весь гнев… всю боль… можешь выместить на мне всё… я выдержу… всё выдержу…

И она захлёбывалась в рыданиях, и снова и снова била его током. Уже не до смерти, как в первый раз, но до самого крайнего предела, заставляя корчиться в судорогах и вонять горелой плотью.

А когда он всё-таки умер ещё раз, после самого затяжного разряда – не взорвавшись, а, по ощущениям, просто истлев – очнувшись уже на полу, ничком, без сгоревшей прямо на нём футболки и без каких-либо сил на то, чтобы встать хотя бы на колени, она посмотрела на него пустым взглядом и, больше не пытаясь ничего делать, прошептала:

- Ну давай, убей меня… прошу…

Она тоже лежала, совсем рядом – он почти успел до неё дойти. В ней больше не было гнева, она послушно выплеснула его вместе с исторгнутой энергией, но, вопреки ожиданиям, лучше ей от этого не стало. Стало хуже. Причиной боли было что-то другое. Что-то… что требовало сил, чтобы хоть как-то держаться.

А сил больше не было.

Глаза в глаза. Над самым полом. Ни убить, ни умереть. Величайшие неудачники в истории героев.

Сайлар выставил вперёд руку, сложив пальцы в особом жесте, привычном для надрезов на черепе, и спустя пару бесконечных секунд, рассёк кандалы на запястьях Элль. Повергая её, притихшую в ожидании смерти, в неконтролируемую дрожь.

По её щекам, цепляясь по пути за прилипшие спутанные пряди волос, по старым проторенным дорожкам покатились новые слёзы; в ладонях начали потрескивать разряды. Снова. Обещая ад. В ней не было больше ни злости, ни сил, и ближайшее будущее грозило ей таким болевым шоком, из которого она могла выйти или мёртвой или сумасшедшей.

Если только она уже не сошла с ума…

Кое-как поднявшись с пола, Сайлар опустился перед ней на колени и посмотрел так, что лучше бы убил.

Это всё ещё была жалость, но теперь – наверное, потому что он подошёл так близко, или это сквозь слёзы начало мерещиться всякое – она будто смотрелась в зеркало. Она видела в его глазах то, что чувствовала сама. Но от этого тоже становилось только хуже.

- Убей меня, забери способности – ты же этого хочешь, – пыталась она дразнить его. Прямо так, дребезжащим голосом и с потёкшей тушью, всё равно товарный вид её дара от этого не зависел.

- Убей меня – и вся боль уйдёт! – жарко обещала она в ответ на его жалость.

И торопила его, и увещевала, но он только качал головой и, со всё более искажающимся лицом, говорил, что не будет, не хочет убивать, как бы ему ни хотелось избавить её от мучений, и, сглатывая горечь и собственные, невесть откуда взявшиеся слёзы, твердил, что намерен стать другим. Что хочет стать лучше.

- Ты чудовище, – нежно возражала она, – как и я.

А он терпеливо пояснял ей, почему это не так. Продолжая стоять на коленях, продолжая отслеживать отблески слабого света на её мокром лице. Ничего нового, никаких научных открытий. Отсутствие детства, требовательные родители. И всё это помноженное на способности и понимание с самых пелёнок – они не такие, как все. Они просто не знали, что делать. Их никто не научил. Им никто не помог. Хотя – она ведь спасла его тогда из петли.

- Я спасла тебя, чтобы потом использовать, как подопытное животное.

- Ты просто исполняла приказы. Но я прощаю тебя…

Глаза в глаза. Друг перед другом на коленях. Уже без криков и без слёз.