Степени (СИ)

Он выслушал всё, что она знала – о том, что отец активно разрабатывает украденную формулу, и что крах мира всё неизбежнее. Сосредоточившись на этом, было легче не думать о своей собственной трещащей по швам вселенной, но было сложно удержаться от того, чтобы не проводить параллели; и посреди всего этого загромождения слов, рисков, формул, действий, планов, защитных оболочек и неминуемости всего происходящего, в его разуме начала зарождаться мысль – ещё совсем слабая, безумная, болезненная мысль – о том, как можно и нужно ему поступить. Это был не самый лёгкий путь: конкретно для него, он, наверное, был настолько тяжёлый, насколько вообще можно было придумать. Но чем больше он об этом думал, тем больше осознавал отсутствие иных хоть сколько-нибудь приемлемых вариантов.

И на начальном этапе всё так удачно совпадало с предложенным матерью планом.

Нейтан подтвердил свою готовность лететь за гаитянином на другой край планеты и, коротко попрощавшись со всеми разом – не рискуя подходить ближе к Питу, всё ещё не собираясь вот так запросто прощать мать, и на этом фоне не видя необходимости как-то выделять Мэтта – отправился выполнять первую часть своего плана. Самую лёгкую часть, когда ещё можно было сделать вид, что он раздумывает над последующими шагами.

Пока ещё можно было немного пообманывать себя… Совсем немного.

Побегать от мыслей о том, что – сколько бы и чего бы он ни смог когда-либо получить от Питера – он до конца дней будет испытывать в этом потребность. Либо всё – а это исключено, у него «вспухал мозг» при малейшей мысли об этом… либо ничего – и хотя это, вероятно, было самым тяжёлым вариантом для него, но зато и самым безопасным для Пита.

А последнее было самым главным условием для любого развития событий.

* *

Питер нагнал его уже на улице, поспевая едва ли не бегом за его твёрдым размашистым шагом, когда Нейтан уже натягивал на себя куртку и поглядывал вверх, примериваясь к небу.

- Тебе опасно отправляться туда одному!

- Я заберу гаитянина и обратно, – и не подумал сбавить темп тот.

- Ты слышал, о чём говорила мама? Он ловит там одного из тех, с пятого уровня! Смотри, – Питер ткнул в него папкой, открытой на странице с делом и фотографией какого-то угрюмого темнокожего типа, – его зовут Барон, и он не просто свихнувшийся безумец, он умён и у него там целый бизнес! Поставка наркотиков, похищение, работорговля, … – он на бегу зачитывал пляшущий перед глазами перечень преступлений, в надежде обратить внимание брата на опасность всей этой затеи.

Но тот всё также мчался к удобному для взлёта месту и подчёркнуто скучающе смотрел в сторону, поправляя отвороты на рукавах.

- Говорю же, Нейтан, тебе понадобится помощь! – продолжал напирать Питер.

- Слушай, я же туда не страну поднимать лечу, – поморщившись на последнюю фразу, попытался отшутиться тот.

- Да подожди! – не выдержал Питер, коротко коснувшись его локтя, но сразу же, как только Нейтан остановился, возвращая ту дистанцию, которую они безмолвно определяли для себя сейчас, – слушай… ты не понимаешь…

- Ну так просвети, – отнюдь не облегчая ему задачу, не без издёвки предложил тот, одёргивая куртку, и напирающе глядя сверху вниз – прямо из-за всей своей кучи засовов и несчётных оболочек, которые в случае с Питером всегда были не столько реальной преградой, сколько предупреждением: «даже не смей».

И тот и не думал пытаться. Ему было достаточно желания брата отгородиться, а уж сейчас он и сам бы от себя отгородился, если бы мог. Он был даже благодарен в какой-то степени тому, что Нейтан выбрал именно этот вариант: «я занят важным делом, и мне особо некогда разбираться с твоими глупостями, но так и быть, давай, выкладывай».

Ну да. Старший брат. Во всей своей красе. Со снисхождением поглядывающий на порывы младшего, всегда готовый выслушать, но никогда не обманывающий его ложной лояльностью, если только не считал, что то, что тот лопочет – действительно важно. Сейчас, он, очевидно, так не считал, со всей старательностью демонстрируя былые навыки и знаки, чтобы показать своё отношение к неуместной настойчивости Питера, и тот испытывал странную смесь раздражения и тоски по прошлому, в которое он уже и не надеялся когда-нибудь снова окунуться.

Разрываясь между мыслями «какой же он засранец» и «боже, как же я по нему такому скучаю», Питер сосредоточился на том, что именно и как именно сказать Нейтану, чтобы донести до него то, что бурлило в нём, и не скатиться ни в какую запретную зону, которыми они с ним обросли в последнее время по всему периметру.

И не то чтобы ему особенно удалось быть одновременно спокойным и убедительным, но когда он снова посмотрел на брата, его вздёрнутый подбородок, тщательно удерживаемое волнение и серьёзный вид уже сами по себе говорили о важности того, что он собирался сказать, и намерении отстаивать это твёрдо и до конца.

Вызывая, в свою очередь, вспышку ностальгии у самого Нейтана (искренне надеющегося, что это никак не отразится на его неприступном виде) и, так не к месту, тянущую боль у него в груди.