Степени (СИ)

Все кругом были заняты до невозможности важными делами, и только он сидел и ждал «свой миссии», как окрестила её мать, отказываясь пока что вдаваться в подробности.

И отдыхал.

- Ты должен набраться сил, – сказала она через несколько часов его бесцельных блужданий по Прайматек, и посоветовала уехать и выспаться.

- Ты не должен сейчас думать о брате, – оборвала она его предложение найти Хиро и с его помощью отправиться вслед за Нейтаном.

- Наша цель оправдывает любые средства, – разглядывая пуговицу на манжете своего костюма, заявила она на его обвинения в неоправданном риске для Нейтана, – и, уверяю тебя, Питер, твой личный вклад покажется тебе не меньшим.

Её неуместная, как считал Питер, загадочность, выводила его из себя, но после, отправившись всё-таки домой, он понял, что ему стало немного легче. Словно мать перевела фокус его раздражения с Нейтана на себя, поделив эмоции на относительно подъёмные части.

Его скосило почти на пороге. Он еле успел добраться до кровати, и рухнул на неё прямо в одежде, буквально на минуту, дать отдохнуть дошедшему до предела (ещё не отошедшему после падения и донельзя замотанному эмоциональным напряжением) телу. Но, успев ощутить несколько первых ноющих пульсаций в скованных, не желающих расслабляться мышцах, он, несмотря на оголтелость толпящихся в голове мыслей, сразу же провалился в беспросветное забытье.

* *

Просто забрать гаитянина и вернуться не получилось.

Нейтану удалось быстро выйти на него, но тот наотрез отказывался возвращаться с ним в Нью-Йорк, пока не разберётся с Бароном.

Жара, ненавистные джунгли, отсутствие какой-либо связи и личные проблемы с наземным ориентированием (в последнем, впрочем, он ни за что не признался бы вслух), не слишком вдохновляли Нейтана на долгое пребывание в этом богом забытом месте, да ещё и на выработку и воплощение стратегии по поимке одного из самых опасных беглецов. И то, что всё это велось на личной территории этого беглеца, фактически, у него дома – тоже не облегчало задачу.

Но гаитянин был убийственно серьёзен, продираясь сквозь заросли к лагерю Барона, и не было сомнений в том, что он здесь для того, чтобы остановить преступника раз и навсегда. Победа здесь была для него не менее важной, чем победа там, в Нью-Йорке, но сам Нейтан не видел ни единой причины для ввязывания в африканскую местечковую разборку.

Он пытался уговорить гаитянина вернуться прямо сейчас, но тот сказал:

- Я в ответе за его злодеяния… он мой брат, – и когда полный смысл этих слов, не без труда, добрался до сознания Нейтана, он только молча кивнул, вновь пропуская того вглубь тропического растительного буйства, и без единого больше вопроса последовал за ним.

Они и дальше почти не разговаривали.

Ни тогда, когда пробирались по лесу, ни тогда, когда сидели в засаде у лагеря, дожидаясь удобного для последующих действий момента.

Сердце Нейтана дёргалось медленно и тяжело, но при этом так вбивалось в рёбра, словно намеревалось постепенно выбраться из грудной клетки. И это вполне можно было оправдать тем, что руки сжимали холодный металл; что где-то там, впереди, маячила стычка, и что гарантий выжить в ней вовсе не было. И по всем канонам он должен был отгонять от себя весь этот мысленный морок, заглушая любыми психологическими ухищрениями адреналин, но на деле всё было наоборот.

Всё что угодно, лишь бы перебить неуютное, перекатывающееся внутри него беспокойство, вызванное словами гаитянина. Тем более невыносимое оттого, что оно не имело внятных границ. Он не мог ухватить его суть, оно лишь цепляло и кололо, помимо очевидно резонирующего «брат идёт на брата», чем-то ещё, пугающе непонятным. И оно же тащило вперёд, и оно же заставляло оглянуться назад, но куда смотреть и какие делать выводы – не подсказывало. Только путало ещё больше. Только ещё больше пугало.

Они подобрались очень близко, но недостаточно для того, чтобы суметь совсем обойтись без шума и без крови. Оставалось всего ничего, когда их заметили, и вокруг немедленно заверещали пули, с пугающей регулярностью вгрызаясь в ближайшие деревья.

Гаитянин словно превратился в машину, едва успевая перезаряжаться.

Нейтан практически не стрелял.

Будучи одним из «орлов» ВВС, он видел много страшного в небе над Руандой. Но когда он заливал землю огнём, перед его глазами были не те, кого он убивал, а приборы, марево и круговерть из неба и земли. А за всем этим, отпечатанная на сетчатке, увиденная накануне комната, заваленная настолько изрубленными телами, что невозможно было определить их количество. Или безмолвная голая девочка, истерзанная и безучастная, сидящая рядом с мёртвым телом то ли матери, то ли сестры. Или река, красная на всём течении, что он мог заметить с высоты.

Он видел многое, но никогда не смотрел в глаза тех, кого проклинал сверху.

Сподвижник неба, он не привык к бою на земле, и оказался не готов так запросто стрелять на поражение, глядя противнику в лицо.