Степени (СИ)

Тление перемешанных углей, почти чёрных снаружи, но вспыхивающих алыми прожилками, если обратить внимание и подуть.

Но иногда вдруг багровел другой, не тот, на который Питер устремлял свои мысли, и едва он хотел проследить за полыхающим следом, как тот снова и снова ускользал, теряясь между прочими чувствами.

Интуиции требовалось если не время, но хоть какая-то внутренняя опора, чтобы верно истолковать этот круговорот.

У Питера сейчас не было ни того, ни другого.

Паника прорастала ликованием, ликование сменялось онемением, онемение – негой.

Сладость рождала ложь, а горечь – доверие.

За тоской скрывалась надежда.

За болью – чувственность.

За злостью – возбуждение.

Всё слишком запуталось…

Выскочив прямо на дорогу, он попытался поймать такси, но машины проскальзывали мимо, не останавливаясь и не желая осквернять своё тёплое сухое нутро.

Сверкнув молнией, грянул очередной гром, а над Питером, обрезав новую волну усилившегося дождя, возник красный зонт.

Симон…

- У тебя кровь на лице, – она увлекла его в сторону от дороги и гигантских луж.

- Что? – невпопад принявшись вытирать ладонью щёку, он последовал за ней, не столько вторгаясь в её личное пространство, сколько окутывая своим – мокрым, разгорячённым, выпавшим из реальности.

Подобравшись ближе, он попытался перекричать лупящую по зонту и лужам стихию:

- Послушай, Нейтан солгал! Я вовсе не пытался покончить с собой! – ему было жизненно важно сообщить ей об этом, именно здесь и именно сейчас!

Захваченная исходящим от него исступлением, Симон остановилась, не в силах оторвать от него взгляда, и утвердительно кивнула:

- Я знаю, знаю!

Капли катились по его лицу, замирая на ресницах и изгибе губ, падая с кончика носа и подбородка; чёлка липла к щекам, никак не желая убираться за уши; с набухшего, бесформенного костюма ручьями лилась вода, а левую скулу украшали кровавые разводы.

Симон осознавала, что всё это походило на бред, но сейчас он был притягателен, как никогда, и что ещё хуже – даже такой он оставался самим собой. Она смотрела в его глаза и понимала, что теперь ей никто уже не предоставит выбор, всё свершится вне зависимости от доводов её разума, оставив за бортом все рассуждения о правильности или неправильности тех или иных поступков.

Это даже нельзя было назвать капризом или прихотью, это была самая настоящая безвариантность.

Наверное, это передавалось от Питера, потому что минуту назад она была совершенно спокойна, несмотря на всё, что произошло этим вечером, а сейчас чувствовала, как начинает дрожать в такт его ознобу, заражённая его лихорадкой.

Столько месяцев боявшийся даже намекнуть ей о своих чувствах, ведомый сейчас уже даже не своей сдавшейся интуицией, а разбуженным, выбравшимся на передний план инстинктом, почуявшим мишень, готовую принять все переполняющие его эмоции, Питер, не спрашивая, склонился к Симон, и осторожно, будто заново знакомясь, коснулся её в первом коротком поцелуе.

И, следуя извечному зову, уже не обращая внимания ни на прохожих, ни на капающую с него воду, он, мягко подхватив за затылок, привлёк её к себе, всё увереннее приникая к губам, всё требовательнее вбирая их отзывчивость и пухлость.

Так смело, так нехарактерно для себя.

И так безвыходно для неё.

====== 20 ======

Да они издеваются.

Усевшись, наконец, в машину, мистер Петрелли смотрел из-за тёмных очков на то, как секьюрити удерживают в стороне пробивающегося к нему парня, представившегося мистером Сурешем, и которого он попросил держать от себя подальше, и не мог поверить, что это всё происходит на самом деле.

Тот, уже не надеясь поговорить тет-а-тет, не сдавался и громко выкрикивал всякую чушь прямо на всю улицу, полную людей, а Нейтан сидел с каменным лицом и ничем не показывал, что заинтересован в информации, предлагаемой ему мистером Сурешом.

Знаете ли, одной фразы про то, что его хотят убить, недостаточно.

На свете полно людей, настроенных против него.

И имя Сайлар ему ни о чём не говорит, а вот имя Суреш, стараниями брата, очень о многом.

Что он там кричит?

Заметил ли мистер Петрелли что-то, выходящее за пределы нормы?

Ну ещё бы!

До выборов остаётся всего ничего, а у него, что ни день, так светопреставление! То брат прыгает с крыши, то они с ним летают, то обнимаются, то дерутся. То ругаются из-за писанины авторства некоего Суреша.

И это вряд ли было совпадением.

Нейтан кинул взгляд на книгу, небрежно брошенную на заднем сиденье рядом с ним.

Он и так собирался заскочить перед вылетом к Питеру, но теперь необходимость визита возросла многократно.

* *

Ну конечно.

Он засыпает заполночь, терзаясь по каким-то дурацким причинам, встаёт ни свет, ни заря, потому что у него дела в Вегасе, а ещё нужно успеть заскочить к Питеру, на всякий случай, мало ли, вдруг младший братец тонет в обиде и одиночестве… А тот открывает ему дверь в таком лохматом и удовлетворённом виде, что не остаётся никаких сомнений в том, что свою ночь он потратил исключительно на наслаждение жизнью.

И это после вчерашнего!

Ладно. Это его дело.