Степени (СИ)

Но последующую смену настроения Нейтана, тем не менее, он уловил очень чутко. С ним всегда так было. Пит игнорировал любые слова и доводы, какими бы убедительными они не были, у него на всё была своя правда, но чувства окружающих понимал, кажется, даже стоя к ним спиной. И, что сейчас было ключевым, воспринимал их.

Его не заставили задуматься ни просьбы Нейтана, ни даже факт его похищения. Но беспокойство и страх, которым тот позволил появиться на своём лице и в интонациях, достигли нужной цели.

Прервав их короткое молчание, но не взгляд и не единение, пришедшее с ним, Нейтан тихо и серьёзно попросил Питера быть осторожным.

Загнанный этой серьёзностью в угол, тот кивнул.

Ну хоть что-то…

Кинув на него последний долгий взгляд, Нейтан развернулся и ушёл.

Они оба остались не слишком довольны этим разговором.

Но оба друг друга хотя бы услышали и поняли.

Уже сидя в машине, задумавшись и не торопясь трогаться с места, Нейтан мрачно покачал головой – дожил…, радуется такой малости. Интересно, на что распространится обещание Питера. Понятно, что инстинкт самосохранения никогда не будет у него в приоритете, но может, ради данного слова, он хоть немного поостережётся.

Непроизвольно сжав руль так, что побелели пальцы, Нейтан ещё какое-то время безуспешно попытался убедить себя в том, что с Питером всё будет в порядке, что нет объективных причин опасаться за его жизнь, но его противное, растормошенное внутреннее «я» настолько укоризненно на всё это взирало, что он сдался.

Куда он его к чёрту отпустит?

Последние дни очень наглядно показали, что держать того за руку – гораздо лучше.

Спокойнее для сердца и дешевле для выборов.

Так что никуда он не денется. Даже если начнёт вырываться.

А ещё лучше сделать это незаметно. Пусть бегает, пусть ищет, старший брат отойдёт в сторону… и постарается, чтобы тот ничего не нашёл.

* *

Спустя день, выплёскивая на искомую братом картину банку краски, Нейтан надеялся, что ни он сам, ни Питер, ни кто-либо другой никогда не увидит того, что на ней изображено – ни на холсте, ни наяву.

Он выкупил рисунок у Лидермана втайне от брата, Симон помогла ему в этом. Она же рассказала о вере Питера в то, что Айзек рисует будущее. Будущее, наличие на котором самого Питера категорически Нейтану не понравилось.

И пока Симон рассуждала о судьбе гипотетической девушки-чирлидера с этой же и других картин, а также уверяла, что никаких копий этого безобразия больше нет, Нейтан аккуратно надел резиновые перчатки и с закатанными рукавами и мятежной решимостью открыл первую попавшуюся под руку жестяную банку с краской, коими была заставлена вся студия.

А после, не говоря ни слова, не предупреждая и не сомневаясь, с разворота залил изображение самого лютого своего кошмара.

И на запоздалый крик Симон о том, что же он делает, ответил, что спасает брату жизнь.

А что?

Неужели она верит?

- Спасёшь чирлидера – спасёшь мир? – снимая перчатки и жестко улыбаясь, спросил он у неё.

Горестно глядя на загубленную картину, она ответила, что уже не знает, кому верить.

Зато он знал.

Никакой девушки. Никакого Техаса. Никакого чётко прорисованного названия школы. Никаких важных ролей и убийственных идей Питера.

Никакого грёбаного кошмара.

И никакая загубленная картина не стоит всего этого.

====== 24 ======

Нейтан не знал только об одном.

Вместе с картиной прислали фотографию, и Симон сохранила её для Питера.

И когда тот смотрел на собственное изображение – на своё тело, распростёртое на асфальте, на свои остекленевшие глаза – у него ни на одно мгновение не промелькнуло в мыслях обещание, данное брату.

Причём это не было ни забывчивостью, ни лукавством. Питер очень честно собирался быть осторожен. Но не здесь, в Нью-Йорке, забыв о школе Юнион Уолс и чирлидере как о страшном сне, а там, в Техасе, разыскивая незнакомую ему девушку, ради неё самой и ради пока ещё ускользающего от понимания спасения мира.

Он не сердился на Нейтана, когда узнал, что тот сделал с картиной. Вероятно, на его месте, он сделал бы то же самое.

Ему самому было не всё равно, когда он понял, что ценой вопроса может стать его жизнь.

Ему было до жути страшно.

Но отступить он не мог.

Судьба вела его, и он, не раздумывая, следовал её подсказкам; пока что, как бы трудно не давались ему порой разгадки, она его не подводила. Огонёк веры в самого себя, подкормленный в нём в тот день, когда он взлетел вместе с братом, креп с каждым новым встреченным человеком и каждым новым чудом. Он знал – он прав в своих предчувствиях, он сможет, он сделает всё, что потребует от него мир. Он станет героем – вопреки сомнениям брата. Докажет и себе, и ему, что и без предварительных гарантий можно достичь очень многого.

Докажет – и постарается выжить.

Это был второй раз в его жизни, когда он смотрел на картину, на которой было его будущее. И второй раз, несмотря на то, что обе картины были написаны очень давно, понимал – по одежде и некоторым другим деталям – что это будущее должно настичь его в ближайшие сутки.

День был определён.

Точное время и место подсказала картина.