Степени (СИ)

Она была на крыше, и с ней был Айзек. Подавленный, тот говорил о том, что рисуемые им картины становятся всё страшнее, и мир после взрыва уже никогда не будет прежним, а Симон просила его не терять надежды, и убеждала, что его дар не мог быть дан без возможности всё изменить, что он не просто видит будущее, но и создаёт его, что он справится!

И не было ничего особенного, не было ни слов любви, ни поцелуев – просто юноша говорил о своих страхах, просто девушка говорила, что верит в него – но Питер смотрел на их близость, доступную только людям, пережившими вместе очень многое, слушал слова Симон, так похожие на те, что когда-то слышал от неё сам, смотрел на их сомкнутые руки и сомкнутые лбы, и чувствовал, как тает значимость всего, что происходило когда-то между нею и ним самим.

* *

Те уже давно ушли с крыши, а Питер все смотрел в никуда, мрачнея с каждой новой мыслью, а Клод кружил рядом, почти потирая руки, и растравливая всё больше своего «ученика», не давая успокоиться и прислушаться к самому себе, к своей внутренней правде, которой тот всегда жил и в которую верил.

Как ветер, разгуливающий между выступами, строениями и голубятней, Клод был будто одним из его порывов, бродящим туда-сюда, цепляющим Питера за всё, за что мог зацепиться, раздражая, приговаривая отречься от всех связей, избавиться от помех и принять мир таким, какой он есть.

Он снова разозлил его, но, похоже, это так и осталось пока что единственным его учительским достижением. Ничто не могло заставить Питера увидеть то, что находилось вне его понимания мира.

- Люди, которых я люблю, для меня не помеха!

- Тогда почему ты не летаешь? Твоё тело помнит, как, но ты сам себе мешаешь!

- Значит, убрать их из своей жизни? Как, по-твоему, я могу это сделать?

Они уже откровенно кричали друг на друга.

Клод – осознанно, откровенно подводя Питера к точке кипения, чего так долго и безуспешно пытался достичь:

- Забыл, что ты бомба, и что стоит на кону? Или тебе на всё надо спрашивать разрешения своего братца?

Питер – не слишком того желая, но вполне отзывчиво, взведённый увиденной сценой чужой близости и искренним непониманием, чего, собственно, от него добивается Клод:

- И что дальше? Может, мне составить список? Я следовал за тобой, пытаясь найти ответы, но у тебя их нет! Ты ничего не знаешь! И ты боишься мира! И мне надоело выслушивать от тебя, что я должен делать, – орал он уже в полный голос, – я ничего не должен!

Злорадно усмехнувшись, смирившись с невозможностью вправить ему мозги щадящими методами примерно несколько громких фраз назад, Клод решил перейти к радикальным, ухватил его за грудки и со словами, – только летать! – без лишних объяснений и уговоров скинул вниз.

Только никуда тот не полетел.

Грохнулся на стоящую внизу машину такси и разбился в лепёшку.

Клод ещё только пытался это осмыслить, когда увидел, как «тело» приходит в себя и, выламываясь из покорёженного металла и ошмётков лобового стекла, выбирается на асфальт.

Ну и отлично! Не совсем то, чего он ожидал, но тоже неплохо. И это ещё мягко говоря. Клод не встречал таких никогда, даже в те годы, когда по долгу «службы», вместе с Ноем Беннетом и прочими ублюдками из компании, они сталкивались с людьми со способностями каждый день.

Но самому парню об этом говорить, конечно, не стоило.

Кстати, как он там?

Ещё раз глянув вниз, на покряхтывающего и помятого Питера, Клод удовлетворённо хмыкнул и отправился к нему.

* *

Как же он был зол!

Бегая за этим ненормальным невидимкой по всему городу с просьбой научить справляться с силой, меньше всего Питер ожидал, что тот будет заставлять его воровать сумки, подглядывать за собственной девушкой и умирать, будучи сброшенным с тридцатого этажа! Да ещё и высмеивать при этом всё, до чего мог дотянуться, прощупывая своими грязными ручищами, пачкая и расковыривая то, чего не было у него самого. Сукин сын!

Взбешённый, Питер швырнул о стену спустившегося к нему Клода, гораздо более высокого и сильного, чем он, желая его если не прибить, то хотя бы приложить несколько раз о твёрдый кирпич.

Но Питер был бы не Питер, если бы по-настоящему ударил его.

Так что он просто прижимал Клода к стенке, вынужденно слушал то, что тот, не переставая ухмыляться, ему заяснял, и, так или иначе, постепенно начинал улавливать смысл того, что протискивалось через злость и всё-таки достигало разума.

Да, он выжил. Да, если бы он всё-таки разбился, с бомбой было бы покончено. Да, он прочистил мозги и пробудил свою силу. Да…

И примерно на словах о пробудившейся силе к нему пришло понимание.

Ведь действительно… У них получилось…

Мгновенно успокоившись – как он это умел, и что неизменно удивляло всех, кто имел возможность это наблюдать – он отпустил Клода, и, запрокинув голову, посмотрел вверх, вспоминая все свои ощущения, испытанные за короткое время полёта.