Если и чувствовал вину, то не свою, а – эмпатически – ту, что ворочалась, прячущаяся, у брата.
У старшего брата.
У правильного брата.
У брата, вечно берущего на себя ответственность за всё и вся.
У Нейтана…
У его сильного Нейтана…
Питер провёл ладонями по местам, где у того когда-то были страшные ожоги, заглаживая, заласкивая их – от этих не уберёг…
Проёрзав вниз, прижался губами к груди, куда в одном из снов впивались пули – а от этого успел…
Снова выбрался наверх, сгрёб обе руки брата, подтащил к себе, уткнулся в них, нежась, вдыхая запах, и доводя себя до головокружения, а Нейтана – почти до инфаркта.
А тот, боясь пошевелиться, во все глаза смотрел на ласкающегося о его ладони Пита, кажется, абсолютно не задумывающегося о том, что делает и почему, просто следующего своим желаниям, не боясь показаться ни нелепым, ни слабым, ни глупым.
Смотрел – и не понимал – как тот это делает?
Как?!
Как может оставаться таким мужественным во всех этих – космических масштабов – нежностях и со следом от подушки на щеке?
Как может казаться сильнее, чем он, доминирующий во всём?
- Мне иногда кажется, что в детстве я был гораздо мудрее, – сообщил «мужественный» соня его ладоням.
Нет, он бы точно устоял – с каждой секундой Нейтан был уверен в этом всё больше.
Он бы не сбежал. Вот от этого божества – ни за что. Он скорее бы умер сейчас рядом с ним, задушенный переизбытком вырвавшихся на свободу эмоций.
- Это когда ты несколько часов прождал в саду у Торнов гномов, – зарывшись большим пальцем в чёлку Пита, будто проверяя её длину, уточнил он, – или когда верил, что Иззи умеет разговаривать?
- Я серьёзно, – смешным низким голосом возмутилось помятое, с торчащими волосами, великовозрастное «божество», – чем больше знаю – тем тяжелее мне видеть истину. В детстве всё было яснее. Поэтому, – Питер высунул нос из его ладоней и вскинув брови так, будто сообщал важную тайну, посмотрел на Нейтана, – иногда, когда мне сложно, я смотрю на всё так, как будто мне лет пять.
- И что сейчас говорит маленький Питер, – после многозначительной, но всё ещё поддерживающей шутливость, паузы, спросил тот.
- Говорит, что у нас не было ни единого шанса отвертеться… – буднично, но уже совершенно нешуточно известил Питер, и продолжил исследовать ладони брата, – хотя… наш подростковый… ммм… секс его бы удивил.
- Значит, подростковый, – деловито и полувопросительно уточнил Нейтан, шалея от этой утренней наглости – дурачиться, когда вернее всего они должны были мучаться от вопиющести всей прошлой ночи.
Он догадывался, что Питеру должно было быть легче, но понятия не имел, как сам умудрялся оставаться в здравом рассудке. Возможно, благодаря именно иронии. Больше всего это смахивало на новую сверх-способность, как бы бредово это ни звучало, и – чёрт возьми – он не собирался терзаться с ней так же долго, как с умением летать.
- Ну да… – Питер перестал тереться носом о линии жизни, судьбы и чего там ещё на его руках, и, отстранившись и тщательно выбрав место для следующего штурма, припал губами к запястью. Влажно припал, уже совсем без сонной неуклюжести, и оставляя шутливый тон только в голосе, но не в действиях, перемежая слова мягкими, но уже недвусмысленными касаниями, – знаешь… всё это… ночь напролёт… и все эти… чувства первооткрывателей…
- Это нечестно, – хищно наблюдая за его действиями, пробормотал Нейтан.
- Что нечестно?
- Твоя эмпатия… – он сглотнул, когда Пит, уже перебравшийся с руки на шею, прикусил выпирающую ключицу.
- Ты вообще весь нечестный, – тот уткнулся ему в грудь, и, прижавшись носом и приоткрытым ртом, глубоко вздохнул, – но я же как-то справляюсь…
- И именно поэтому ты меня всего обслюнявил?
Питер поднял полный укора взгляд на своего персонального постельного прокурора – уютно и, вопреки озвученной претензии, довольно взирающего на него из-под полуопущенных ресниц – и, даже не догадываясь, как раззадоривающе выглядит сам, моргнул, выбивая из того последние остатки сонливости.
- Это провокация, – делая долгий, должный принести успокоение, но почему-то совершенно с этим не справляющийся, вдох, выдавил «постельный прокурор».
- Почему? – чувствуя, как заходится под его губами сердце, до которого он ещё вчера безуспешно пытался добраться, предательски сорвавшимся голосом спросил «обвиняемый».
Но мгновенно изменившаяся атмосфера и стремительно тяжелеющий взгляд, превращающийся из прокурорского в карательный подсказали ему, что объяснений он дождётся вряд ли, и что следствие затягиваться не собирается, и приговор, в общем-то, уже вынесен, и всё, что откладывает его немедленное исполнение – это только воля и степень стойкости системы правосудия.
С бормотанием, – это ненормально, – совершенно слабовольный после бессонной ночи «каратель» припечатал обвиняемого к кровати и принялся вершить своё утреннее наказание.
В конце-концов, за «подростковый секс» этот носитель всей вселенной тоже должен был ответить.
* *
- Теперь нам придётся убить Мэтта, – с сожалением сказал Питер.
- И маму, – спустя несколько секунд согласился Нейтан.
- И Сайлара.