Питер сглотнул успевшую накопиться во рту слюну и, оторвавшись от созерцания играющих с пальцами губ, перевёл растерянный взгляд на глаза брата.
И едва не осыпался пеплом от зашкаливающей в них температуры. От прожигающего насквозь, прямо через то колющее ощущение в животе, обещания.
Обещания чего?… – этот наивный вопрос даже не успел сформироваться в его измочаленном кошмаром мозге, когда Нейтан, дождавшись его взгляда, неожиданно вскинулся, продолжая лежать на спине, но легко меняя при этом общую диспозицию.
Дождавшись, когда буквально упавший на него плашмя Пит обретёт равновесие, Нейтан снова поймал его взгляд, уже гораздо ближе, буквально в сантиметрах, ничтожных даже в полутьме, позволяющей рассмотреть многие, очень многие мелкие детали, незаметные с немного большего расстояния.
Если бы всё не было так серьёзно – сначала от паники, потом от накатившего неожиданно даже для него возбуждения – он не удержался бы от улыбки над ошарашенностью Пита.
Ну ещё бы, даже не в полной мере представляя самого себя сейчас со стороны, Нейтан догадывался, что медлительность, с которой он вытаскивает изо рта пальцы… и ниточка слюны, коротко потянувшаяся вслед… – всё это было вне того, что Питер мог бы ожидать от любой из ипостасей, которыми успел для него стать лежащий под ним старший брат.
И лучше не представлять, что там творилось с его взглядом, да Нейтан и не представлял, но прекрасно знал, как на него реагируют все, кому повезло или не повезло столкнуться с режимом «призыва», и он редко пользовался этим взглядом вне политики или постели, а с Питером и вовсе раньше не рисковал его «включать», потому что и без этого их каждый раз уносило в безумие… но вот теперь, теперь он врубил этот взгляд на такую мощность, о которой раньше и не подозревал.
…Да же, Пит? – мысленно «проговорил» Нейтан, сузив глаза, будто стараясь ещё сильнее заострить своё главное «оружие», кажется, только этим удерживая сейчас брата на плаву сознания, – …ну же, Пит… ты не можешь сейчас читать мысли, но ты ведь всё чувствуешь…
Он потянулся к тяжело дышащему над ним брату, но остановился за мгновение до касания, будто магнитом заставляя того самому податься навстречу. Дождался первого неловкого «тычка», и расслабился под новым напором Питера, подставляясь под его руки и губы, влажные от пота и ещё не высохших после кошмара слёз, позволяя беспорядочно впиваться в себя, буквально вылизывать свой мокрый, только что «запятнавший» себя совершенно не сенаторскими и не братскими деяниями рот.
…Чувствуешь? Ты отдаёшься мне, но и ведёшь – ты.
Он не претендовал на инициативу и не ограничивал Пита ни в чём, давая тому лишь возможность зацепиться за реальность. За что-то конкретное. Осязаемое.
Просто иное, чем обычно.
И не думал о том, насколько же всё-таки иное.
И о том, что всё последнее время – он сдерживался с Питом. Не эмоционально, нет, наоборот, казалось, что из всего имеющегося у него набора эрогенных зон он позволял себе пользоваться только сердцем и мозгом, придерживая в узде порывы тела. Сдерживался не так категорично и не так безысходно, как раньше, когда и думать-то себе не позволял о чём-то большем, чем объятия – но всегда. Не для того, чтобы лишить чего-то Пита. Только из-за себя самого. И нельзя сказать, что он себя в чём-то винил, и потому считал недостойным. Да он даже толком не осознавал это. Просто Пит… это же Пит. Одновременно родной и недосягаемый, имеющее полное право на любые виды счастья и наслаждения, и вести его туда Нейтан позволял себе какими угодно способами. Но вот «сопровождать» его в этом он позволял себе только на эмоциях, принимая только те физические стимуляции, на которые отваживался в его отношении сам Питер. И на самом деле эмоций было более, более чем достаточно, потому что иногда от одной только мысли о том, что, собственно говоря, между ними происходит, его сердце заходилось в аритмии, а штаны становились нестерпимо тесными. От одной только мысли…
Отдаться же на откуп телу?
С опасением, что оно вдруг не потянет за собой чувства?…
Только сейчас столкнувшись лоб в лоб с этой мыслью, Нейтан вдруг понял, насколько это вообще глупо и антивероятно.
И сразу накатила такая лёгкость, что снова закружилась голова.
Господи, ну что за ерунда.
Всё ведь просто.
Всё очень и очень просто:
…пара секунд на весь этот коловорот мыслей…
…пальцы во рту…
…Питер, едва удерживающий собственный вес, прилипший всем своим покрытым испариной телом, ладонями, губами…
Всё просто.
Приподняться, позволяя брату соскользнуть между своими коленями; обвить ногами его бёдра.
Наполнить взгляд не столько призывом, сколько вызовом – специально для него, для Пита, для этого его щенячьего слепого взирания, для начинающего прозревать разума.
…Чувствуешь? У тебя никаких шансов на побег, или страх, или ещё какую-нибудь дрянь.
Отвести вниз руку и без малейшей заминки проникнуть в тело мокрыми и скользкими пальцами.
В собственное тело.
Одновременно захватывая в плен сводящую с ума нижнюю губу, с целенаправленно болезненным прикусыванием.
…Ну что, Пит?
…Чувствуешь?
Секунды? Минуты на подготовку?