- Ничего ты не поджигал, – упавшим голосом возразил Питер. Он понимал мучения брата, понимал, что на его месте точно также винил бы себя, но более всего сейчас он был охвачен чувством опасности, острым беспокойством за брата, который выглядел и вёл себя как человек, стоящий на кромке моста и вглядывающийся в тёмную воду под ним.
- Нейтан, ты не знал! Тогда и отец виноват, и мама, и я тоже, ведь я же тоже тогда был с вами со всеми!
- Питер, тебе было одиннадцать…, и ты вообще тогда ничего не знал...
- И ты не знал, – совсем тихо сказал Питер, – ты не знал, что будет через два года…
Словно очнувшись, Нейтан зашевелился, повернулся к нему, и, обняв одной рукой, притянул за голову к себе, совсем как в детстве, опустив свой подбородок на вихрастую макушку. Питер в ответ с благодарностью обхватил его, как смог, за руки и коленки. В последнее время брат редко позволял себе такие нежности с ним.
Прижавшись щекой к его крепкой руке, Питер смотрел сквозь комнату в никуда, там, где ему представлялась улыбающаяся Меридит, играющая с малышкой – в лучах света и не знающие бед – где бы они сейчас ни были.
В носу защипало от слёз, но расплакаться прямо тут рядом с Нейтаном, у него на груди, было как-то очень стыдно. Посопев, и загнав этот приступ поглубже, Питер подумал о том, насколько же глубоко всё это должен был прятать брат, если внешне его боль практически никак не проявлялась. И, неожиданно для самого себя, прошептал:
- Почему ты не плачешь?
Нейтан только покачал головой.
- Я не уверен, что умею это делать.
- А хочешь… хочешь, я поплачу за тебя. Ты же знаешь, мне ничего не стоит…
Резко, и немного грубо зарывшись ладонью в отросшие вихры брата, Нейтан потрепал его, и сдавленно усмехнувшись, ответил:
- Давай…
Но теперь слёзы почему-то не шли, словно перетекли по какому-то невидимому каналу в другое русло. Время как будто остановилось, и всё, что мог делать Питер, это сопеть в руку брата во внезапно нахлынувшей кромешной тишине. Он не сразу понял, что просто перестал слышать дыхание Нейтана – его грудная клетка не двигалась. Похолодев, он хотел уже подскочить, но тут почувствовал резкое движение кадыка брата, а на руку, прямо перед лицом упала капля. Это было так рядом, что Питер, не сдержавшись, зачем-то провёл запястьем по губам.
Рука была солёной.
Спустя секунду Нейтан снова задышал.
А Питер решил, что вряд ли когда-нибудь ему об этом всём напомнит.
* *
Родители, ещё два года назад, убедившись, что Нейтан поплыл по устраивающему их руслу, с акцентированным вниманием обратили взоры на Питера.
Ему это не понравилось. Всегда мечтая быть таким, как брат, на сей раз понимание того, что Нейтан живёт не совсем той жизнью, которой бы хотел (даже если отказывался признавать это вслух), и что, несмотря на его идеальность, где-то во всём этом есть подвох, вызвало отчётливый внутренний отказ Питера идти за ним след в след.
Родители не сдавались и всё активнее, особенно отец, пытались разубедить его и вернуть на ранее проложенный ими для него маршрут.
Но если предыдущие годы Питер сопротивлялся молчаливо, не вступая в открытый конфликт, то теперь грянула революция.
====== 9 ======
Сын тех самых Петрелли и младший брат блистательного Нейтана (фотография в военной форме которого ныне украшала стену колледжа, чтящего своих покоряющих мир выпускников), задумчивый юноша с последней парты, мечтательно смотрящий в окно, и ранее не слишком соответствующий лучшим стандартам, нынче и вовсе самым досадным образом стал подрывать престиж своей фамилии.
Имея светлую голову – и этого не отрицал никто – а также гибкий ум и невероятную способность к восприятию информации, анализировал и применял он эту информацию всегда самым непостижимым образом. Редко мог надолго сосредоточиться на чём-то одном, и часто, досконально и глубоко вникнув в какой-нибудь предмет, не дождавшись плодов этого вникания в виде оценок, переключался на что-то совершенно иное.
Предметами интересовался в основном гуманитарными, но и технические постигал легко. Что ничуть не являлось поводом для нахождения его в авангарде класса. К оценкам он относился равнодушно, знания свои никогда специально не демонстрировал, никаким популярным видом спорта не занимался, выдающейся внешностью не обладал, был худ, невысок, рассеян и не примыкал ни к одной из устоявшихся группок одноклассников. Изредка им проникались некоторые из учителей, но после того, как он перемещал свои эмоции, а значит и усилия, с их предмета на какой-то другой, все эти проникания растворялись среди более стабильных учеников.