Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время

Нет согласия в вопросах локализации отдельных сакских племен — саков-тиграхауда, саков-хаумаварга (Литвинский Б.А., 1972б, с. 158–174) и других (дербики, апасиаки, сакараваки и т. д.), а также массагетов и дахов, идентифицируемых с различными археологическими культурами или группами памятников, хотя большинство исследователей признает существование сакской этнической или культурной (что предпочтительнее) общности (Литвинский Б.А., 1980, с. 83; Кадырбаев М.К., 1966, с. 401).

Из-за недостаточности археологического материала, представленного очень скудно, остается практически открытым вопрос о происхождении культур раннего железного века лесостепной зоны Зауралья и Западной Сибири. Периоды формирования качественно новых культур, значительно отличающихся от предшествующих и в материальной, и в духовной сферах, всегда были в истории древних народов наиболее трудно поддающимися изучению. Перемены в хозяйственном укладе и соответственно в образе жизни, нестабильность существования, изменения в идеологических представлениях, отразившиеся в погребальном обряде, — все это, видимо, не способствовало сохранению памятников начальных этапов как лесостепных, так и степных культур.

Однако, не взирая на все эти минусы, массовость археологических источников в сочетании с комплексным их исследованием дает возможность наметить общие и частные пути исторического развития кочевых и полукочевых племен азиатской степной и полупустынной зон. Так, теперешний уровень наших знаний позволяет говорить, что, помимо факта существования в единой экологической нише и рамках одного хозяйственно-культурного типа, близость всех азиатских кочевнических культур связана и с тем, что одним из основных компонентов в формировании каждой из них были племена андроновской культурно-исторической области на ее федоровском этапе. Это заключение в сочетании с этнонимами, известными для ранних кочевников Средней Азии (саки, массагеты, дахи), явилось аргументом для отнесения всего кочевого и полукочевого варварского мира азиатских степей к группе ираноязычных племен. Но если для среднеазиатских кочевников, а также близко связанного с ними населения Алтая и Тувы подобное утверждение представляется реальным, то для кочевых и полукочевых племен Минусинской котловины его следует рассматривать лишь как одну из возможных рабочих гипотез. Жители лесостепной зоны Зауралья и Западной Сибири относятся, как считают исследователи, к группе угорских народов.

Участие в сложении культур ранних кочевников, кроме андроновского, и других компонентов, которые на разных территориях были различными и зависели от контактов и окружения, создавало специфичность каждого из археологических комплексов. Так, при всей близости культура приаральских кочевников отличается от раннекочевнических культур Семиречья, Тянь-Шаня, Памира, Тувы и Алтая, а также Минусинской котловины. Сходство и в то же время своеобразие всех этих культур особенно наглядно проявились в существовании вариантности «скифской триады» и, в частности, в выделении определенных провинций скифо-сибирского звериного стиля. Ценность и информативность археологических источников все более увеличивается по мере накопления и массового материала, и отдельных находок, а главное — благодаря широкому охвату ранее не изучавшихся территорий. Особенно интенсивными в этом направлении оказались работы в восточном Приаралье, левобережном Хорезме (Присарыкамышская впадина) и на Узбое.

Только исследование именно археологических памятников показало, что реальная картина состава и расселения кочевых скотоводческих племен, характер их хозяйства и взаимоотношений с оседло-земледельческим населением гораздо сложнее, чем это представлялось по письменным источникам. Мирному оседлому населению древние авторы противопоставляли воинственных кочевников-«варваров», все взаимоотношения с которыми сводились к непрерывной борьбе.

В действительности, это были два мира, очень тесно связанных друг с другом и экономически, а нередко и политически, и составлявших некое единство.

Скотоводы-кочевники не менее, чем оседлое население, были заинтересованы в сохранении экономического потенциала земледельцев, поскольку получали от них в обмен (обычно на скот) или в виде дани необходимые им ремесленные изделия. С другой стороны, сами скотоводы-кочевники не составляли однородную массу, а различались степенью подвижности, протяженностью и характером перекочевок, наконец, существованием или отсутствием постоянных мест поселений.

Если говорить о единой периодизации «восточного очага» культур скифо-сибирского мира, то наметить ее можно только в рамках общей периодизации раннего железного века, т. е. скифский период — конец VIII–VII–III вв. до н. э. и сарматский — II в. до н. э. — IV в. н. э. Однако в каждом из крупных регионов, которые здесь рассматривались, не говоря уже об отдельных культурах или группах памятников, эта периодизация получает свои уточнения и детализируется.