Степной десант. Гвардейцы стоят насмерть!

На сердце у него становилось тревожно… Селиванов и Аманжол Кузенбаев неожиданно появились сзади. Разведчики обернулись на шорох, готовые к бою, но расслабились, когда поняли, что это свои. Селиванов подполз к Афанасьеву, зашептал:

– Левее часовых минометная батарея. Мы насчитали четыре орудия.

Афанасьев зло выругался.

– Который день по нашим позициям лупят. Закидать бы их, стервецов, гранатами, да нельзя. Ладно, вернемся, место укажем, наши боги войны их батарею быстро накроют… Больше ничего не разглядели?

– Нет.

– А что с «языком»?

– Взять «языка» без шума не получится. Собака, язви ее душу. Фрицы, видать, псину местную прикормили, вот она, зараза, и служит им верно. Чуть было нас не раскрыла. Так что близко незамеченными не подойдешь.

Гришка вспомнил слова Николая: «Я с детства собак люблю, и они меня тоже», мысленно улыбнулся, подумал: «Знать, не все собаки тебя любят».

Афанасьев указал рукой направо. Отползли, встали, бесшумно, словно тени, пошли след в след, углубляясь в тыл противника.

Время шло, с каждой секундой приближался рассвет – время, когда им следовало вернуться, но ни обнаружить еще огневых точек, ни взять «языка» пока не удалось. Старшина повел группу к одинокой кошаре. По карте рядом с ней должен быть худук, калмыцкое название колодца, а значит, там могли быть и немцы. Афанасьев знал – для разведчика важно терпение и хладнокровие, но нервы подводили. Мысль о том, что задание может быть не выполнено, приводила его в некоторое уныние. На душе полегчало, когда справа послышался храп лошади. Афанасьев замер, напряг слух. Металлический стук и тихие голоса людей известили, что где-то рядом немцы. Разведчики распластались по земле, поползли в сторону голосов. Морозный ветерок принес запах съестного. От соблазнительного аромата защекотало в носу, рот Вострецова наполнился слюной. В голове мелькнуло: «Кухня».

Он оказался прав. Когда подползли ближе, то увидели в предрассветной темноте двух лошадей, запряженных в полевую кухню, у которой возился немецкий солдат. Еще один подошел к лошадям, стал поправлять упряжь. За кухней разведчики сумели различить кошару, несколько землянок, палатку. Чуть поодаль темными силуэтами стояли мотоцикл с коляской, два танка, бронетранспортер, бензовоз и три грузовых автомобиля, рядом с которыми маячили часовые.

Селиванов подполз к Афанасьеву, прошептал:

– Сейчас бы бензовоз взорвать, вот было бы шума.

– Какого шума? Наша задача взять «языка» и доставить его в расположение части.

– Что будем делать, командир? Может, к землянкам наведаться за «языком»?

– Времени нет. Скоро светать начнет, а нам на рассвете надо вернуться. Утром фрицы нас быстро обложат. Так что к землянкам не пойдем. Можем нарваться на часовых. Если поднимется шум, уйти не успеем. И сами погибнем, и задание не выполним. Нашим скоро наступать придется, а без сведений больших потерь не избежать. Будем брать этих, которые у кухни. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Вы с Вострецовым и Файзуллиным берете на себя поваренка, я с Магомедовым и Манджиевым ездового, Кузенбаев отвлекает и прикрывает.

* * *

Брошенный Кузенбаевым ком подмерзшей земли ударился о железный бак полевой кухни. Это привлекло внимание немцев. Стоило им повернуть головы в сторону звука, как на них накинулись разведчики. Афанасьев сзади ухватил ездового за ноги, повалил на землю, сверху на него навалился Магомедов. Манджиев, не теряя времени, сунул ему в рот кляп. Немец тщетно пытался вырваться из крепких объятий Саида, удар в ухо прекратил его потуги. Селиванов решил не рисковать. Когда второй немец увидел, как люди с темными лицами в перепачканных грязью маскировочных халатах набросились на его сотоварища, и собирался закричать, Николай ударил его прикладом в затылок. Гришка подхватил немца, уложил лицом вниз, Файзуллин завел руки за спину, связал. Действовали быстро, слаженно и бесшумно… Все бы прошло гладко, но подвела одна из лошадей. Напуганная разведчиками и незнакомым запахом, она захрапела, запрядала ушами. К ней подошел Кузенбаев. Лошадь попятилась, но шепот Аманжола ее заворожил. Не переставая шептать слова на казахском языке, он протянул руку, погладил гриву. Лошадь успокоилась. Разведчики собрались уходить вместе с пленными, когда из кошары вышел немец в белом фартуке и направился к кухне. Следом за ним появился второй, долговязый с перекинутым через плечо мешком. Афанасьев знаками показал ждать, разведчики притаились за кухней. Участь немцев была предрешена, двух «языков» разведчикам было достаточно. Немец в фартуке словно почувствовал опасность. Уже на подходе к кухне он заметил отсутствие сослуживцев и крикнул:

– Ганс! Хельмут!

Не дождавшись ответа, он остановился. К нему присоединился долговязый. Афанасьев ткнул Вострецова локтем в бок, прошептал:

– Ответь.