– Да нет, – сказал Гоша. – Хотя и там любопытно…
Он распахнул дверь и посветил внутрь. Я заглянул – и громко присвистнул от удивления.
Было чему удивиться. Это оказалась сущая пещера Али-Бабы, правда, со специфическим уклоном – гастрономическим. На аккуратных стеллажах стояли стройными рядами консервные банки – от пола и до потолка, десятки банок. Причем, насколько я рассмотрел в первый момент, консервы были не немецкие – иностранные какие-то, с этикетками на неизвестных мне языках. Я опознал только датскую консервированную ветчину – попадались нам уже такие банки на немецких складах. И американские консервированные сосиски – союзники нам такие поставляли по ленд-лизу. Ага, это уже немецкие – штабельки из пачек с печеньем, шоколад, пачки хороших сигарет. Две небольшие головки сыра – непонятной национальности, красные.
Ребус-кроссворд… Что касается продуктов, Германия к тому времени прочно сидела на карточках и всевозможных эрзацах – я имею в виду, тыловая Германия, гражданская, войска они всё же снабжали хорошо, особенно эсэсовцев. Такой склад в тылу мог найтись разве что у какого-нибудь крупного чина… или деятеля «черного рынка». Был такой, мы уже знали, и у законопослушных вроде бы немцев. Что же, наш ученый муж еще и продуктами из-под полы спекулировал? Чтобы собрать такое изобилие для собственного употребления, ему пришлось бы потратить дикую уйму денег – а ведь такие кабинетные ученые в деньгах не купались. Тех, кто работал для войны, они, конечно, снабжали по высшей категории, но что-то не похоже, что наш из таких, не заметил я в его библиотеке книг на военную тематику, зато много было по истории и прочим чисто гуманитарным наукам вроде психологии. И потом, откуда у него американские консервы? Какие-то трофеи?
Гоша тщательно избегал светить в правый угол. Кое-что сообразив, я забрал у него фонарик и сам посветил туда. Ага, все ясно: там стояли бутылки с немецкой вишневой водкой, «киршвассером» (хорошая была штука, кстати), и вина нескольких видов. Две крайние бутылки откупорены и пустешеньки – не было нужды гадать, куда девалось их содержимое.
– Мы ж самую чуточку, командир, – сказал Мусин без особого раскаяния. – Так, чисто символически…
– Символисты… – проворчал я. – Декаденты… Вы мне это вот хотели показать? И оно почище привидения?
– Да это не оно, – сказал Мусин. – Интересное – в сундуке. Пойдемте глянем, товарищ старший лейтенант? Оно безопасное, сколько ни глядели, никаких неприятностей… Но диковина та еще…
Я подошел к сундуку. Капитальный был сундучище: высотой мне по пояс, с выпуклой крышкой, широкая сторона в два человеческих роста, боковины не меньше метра длиной, окован в высоту и по крышке полосами потемневшего железа с выгравированным узором, между ними тянутся рядочки шляпок гвоздей, явно декоративные, на проушину накинута фигурная скоба, но замка нет. Я такие видел только на картинках, в них сказочные – и не сказочные тоже – цари-короли хранили свои сокровища…
– Ну? – спросил я, подойдя поближе.
– А вот сейчас… Але-оп!
Гоша приналег, с усилием поднял тяжеленную крышку, с глухим стуком прислонил ее к стене… В первый миг я не понял, не осознал, что вижу. А когда понял, буквально остолбенел.
В сундуке не было никаких сокровищ, вообще никаких вещей, пусть самых неожиданных. Там, внизу, на ладонь пониже краев, была вода. И не просто вода – по всей ее поверхности взметались и опадали невысокие волны, темно-зеленые, с белыми гребешками пены, я ощутил дуновение неизвестно откуда идущего ветра, почувствовал свежесть словно бы моря. Это и в самом деле больше всего походило на поверхность моря в ветреный день – до шторма далеко, но море неспокойное, и я смотрю на него с приличной высоты, с высокой скалы или низко летящего самолета…
Неизвестно, сколько прошло времени, пока я стоял и оторопело таращился на это невероятное зрелище, а оно и не думало исчезать. Показалось даже, что я слышу плеск волн, ветер все так же оглаживал лицо пахнущей свежестью прохладой, срывал пенные верхушки с волн…
– Впечатляет, командир? – тихо, словно боясь кого-то разбудить или спугнуть, спросил Мусин.
– Да уж… – только и смог я ответить так же тихо.
– Море… – сказал он. – Почему-то подумалось, что это море, да и сейчас так кажется. В точности как у нас на Ланжероне, когда волнение начинается…
(Он был одессит. Не башкир и не татарин, как можно подумать – просто-напросто одно время было в моде давать детям «революционные» имена – аббревиатуру лозунгов и образованные от имен вождей – «Дамир» как раз и означало «Даешь мировую революцию».)
– А пожалуй, – согласился я. – Почему-то кажется, что это именно что море…
– А откуда же оно тут взялось?
– А ты спроси что-нибудь полегче…