Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана

В рамках своего образа жизни, своего окружения и своего этнического происхождения Чингисхан предстает перед нами как умеренный, здравомыслящий, очень уравновешенный человек, умеющий слушать, надежный друг, щедрый и способный на сильные привязанности, несмотря на суровость, имеющий способности управленца, если говорить об управлении кочевыми народами, а не оседлыми, чью экономику он плохо понимал. В этих рамках он демонстрировал прирожденное стремление к порядку и хорошему управлению. И рядом с возвышенными и благородными качествами мы видим в нем варварство и жестокость, которыми «Проклятый» мусульманских писателей и завоевал себе место в истории человечества. Одной из основных черт его ума было его инстинктивное отвращение к предателям. Слуг, полагавших, что делают выгодный выбор, предавая в его пользу своих несчастных господ, он приказывал казнить[144]. И напротив, часто после победы он награждал или принимал к себе на службу тех, кто до конца оставался верен своим господам, его бывшим врагам. Рашид ад-Дин и «Тайная история» сообщают много случаев такого рода, показывающих, наряду с его уважением к храбрым побежденным, моральную основу его правления. Если он брал под защиту слабых, то защищал их до конца и неизменно следил за их судьбой. Вождь онгутов Алахуш-тегин был убит за то, что принял его сторону против найманов. Он восстановил у власти его семью, привязался к его сыну, отдал в жены молодому человеку свою дочь, обеспечил благосостояние его дома. У побежденных в прошлых войнах уйгуров и киданей не было более верного покровителя, чем он, так же как, позднее, у сирийских и армянских христиан не будет покровителей более надежных, чем его внуки. Во время войны с Хорезмом в Ляотуне умер его давний вассал, киданьский принц Елюй Люко. Вдова приехала к Завоевателю во время его последнего похода в Ганьсу. Он принял принцессу с большой добротой, проявил к ней, а также к двум сыновьям Елюй Люко самое нежное, самое отеческое внимание. Во всех аналогичных обстоятельствах у этого одетого в звериные шкуры кочевника, у этого истребителя народов мы находим природное величие, утонченную вежливость и высочайшее благородство, что удивляло даже китайцев. Аристократ из хорошего рода, он был монархом в душе, и никто менее его не был опьянен своей блистательной судьбой.

Наконец, твердый и непреклонный политик, Чингисхан не был глух к опыту цивилизованных народов. Он включил в свое ближайшее окружение уйгурских советников, таких как Тататона, мусульман, таких как Махмуд Ялавач, киданей, таких как Елюй Чуцай, Тататона, выполнявший те же обязанности при последнем найманском царе, стал его канцлером и одновременно учителем уйгурского письма у его сыновей. Махмуд Ялавач служил его представителем при трансоксианском населении, став там первым «монгольским» губернатором. Что же касается китаизированного киданя Елюй Чуцая[145], он сумел привить своему господину некоторый лоск китайской цивилизации, порой даже предотвращал массовые бойни. Одной из его забот, как сообщает его биография, было спасение драгоценных книг в разграбленных или подожженных монголами городах; другой – поиск медицинских средств, предотвращающих эпидемии, возникавшие из-за множества трупов. Впрочем, нам известно, что, несмотря на преданность монгольскому государству и верность семье Чингизидов, ему не всегда удавалось скрывать свои эмоции, когда он просил милости для обреченных на уничтожение городов или провинций. «Ты снова будешь плакать за народ?» – спрашивал его Угэдэй. Его осторожное и справедливое вмешательство часто предотвращало непоправимое. «Татарин по происхождению, ставший китайцем по воспитанию ума, он был, – пишет Ремюза[146], – естественным посредником между угнетенным народом и народом-угнетателем». Обращаясь к монголам, он не мог прямо проповедовать гуманизм: его бы не поняли. Он старался доказать им, что милосердие – выгодная политика, в чем абсолютно прав, поскольку варварство монголов было вызвано в первую очередь их невежеством.

Во время последнего похода Чингисхана в Ганьсу один монгольский военачальник заметил тому, что его новые китайские подданные совершенно бесполезны, поскольку непригодны к войне, а следовательно, выгоднее уничтожить все население – около десяти миллионов душ, – чтобы извлечь пользу хотя бы из их земель, которые можно обратить в пастбище для конницы. Чингисхан оценил обоснованность этого мнения, но тут заговорил Елюй Чуцай. «Он показал монголам, которые о том даже не догадывались, преимущества, которые можно извлекать из обработанных земель и трудолюбивых подданных. Он объяснил, что, собирая налоги с земель и с товаров, можно получать в год до 500 000 унций серебра, 80 000 штук шелка и 400 000 мешков зерна» – и выиграл спор. Чингисхан поручил Елюй Чуцаю разработать на этой основе систему налогов.