Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана

Чингисхан считается одним из проклятий человечества. В нем сконцентрировались двенадцать веков вторжений степных кочевников в древние оседлые цивилизации. Действительно, ни один его предшественник не оставил после себя такой страшной репутации. Он возвел террор в систему управления, а массовые убийства в методично действующий институт. Разрушение им Восточного Ирана превосходит по ужасу все то, что Европа приписывает Аттиле, а Индия Михиракуле. Тем не менее следует отметить, что его жестокость обуславливалась скорее суровостью его окружения, самого грубого из второго эшелона тюрко-монголов, для кого жестокость была чем-то естественным (Тамерлан, еще один жестокий убийца, с этой точки зрения виновен больше, поскольку был более цивилизованным). Массовые казни монгольского завоевателя составляли часть военной системы, были оружием кочевника против не покоряющегося вовремя и, что еще важнее, покорившегося, но взбунтовавшегося оседлого жителя. Беда в том, что этот кочевник совершенно не был знаком с экономикой оседлой и городской цивилизации. Захватив Восточный Иран и Северный Китай, он считал совершенно естественным, стирая с лица земли города, уничтожая сельскохозяйственные культуры, возвращать эти страны в состояние степи. Когда он описывал наивысшее для него удовольствие, в нем говорило тысячелетнее наследие кочевой жизни, грабительских набегов на окраинные земли цивилизации, на пограничье древних земледельческих стран: «…рубить врагов на куски, гнать их перед собой, захватывать их добро, видеть слезы тех, кто им дорог, сжимать в объятиях их жен и до черей!»[142] И напротив, такое меланхолическое размышление при мысли, что его внуки променяют суровое степное существование на оседлую жизнь: «После нас люди нашего рода облачатся в позолоченные одежды, будут есть жирную и сладкую пищу, ездить на превосходных лошадях, будут сжимать в объятиях самых красивых женщин, и забудут, кому они этим обя заны…»[143]

Даосская стела 1219 г., гравированная по инициативе монаха Ли Чжэчана, который в 1220–1223 гг. сопровождал знаменитого Цюй Чанчуня к Завоевателю, странными даосскими философскими терминами передает впечатление, произведенное на китайцев императором кочевников, его образом жизни, его делами: «Небо устало от чрезмерной роскоши Китая. Я (то есть Чингисхан, от лица которого ведется повествование) живу в диком северном краю; я возвращаюсь к простоте и поворачиваюсь к умеренности. Идет ли речь об одеждах, которые я ношу, или о пище, которую принимаю, у меня те же лохмотья и та же еда, что у обычных пастухов и пекарей, я обращаюсь с простыми воинами, как с братьями. Участвовавший в ста битвах, я всегда становился впереди. За семь лет я совершил великое дело и в шести сторонах света все подчинено единому правилу!»