Само по себе ханство Чагатая, Чагатай, как его называют, поскольку этот принц стал героем-эпонимом страны, было прежним царством каракитайских гурханов. Как некогда государство каракитаев, оно представляло собой монгольскую власть над тюркской страной: это было монгольское царство Туркестана. Но Чагатаиды, точно так же, как гурханы каракитаев или еще более древние ханы западных тукю VII в., были далеки от мысли превращать свое владычество в настоящее государство по нашим, западным, либо китайским или тюркским понятиям. У них для этого не было исторических условий. В Китае и в Персии их кузены из дома Хубилая и дома Хулагу нашли тысячелетнюю традицию древних централизованных оседлых империй с богатыми управленческими традициями, с ямэнями и диванами[191]
; им лишь оставалось принять это наследство. Здесь они становились Сынами Неба, там – султанами. Они могли идентифицировать себя с древними государствами с хорошо прочерченными границами, с определенными историческими и культурными традициями. У сыновей Чагатая ничего этого не было. Их царство с неопределенными границами имело своим центром не Пекин или Тебриз, а степь. Им и в голову не пришло обосноваться в Кашгаре или Хотане, в Таримских оазисах, в огороженных заборами садах, слишком тесных для их стад и для их конницы; расселение среди более или менее иранизированных таджиков и тюрок Бухары или Самарканда не давало никаких преимуществ, поскольку кочевникам не могли нравиться мусульманский фанатизм и бунтарский общинный дух этих народов. Гораздо дольше своих родичей из других улусов они сохраняли полное непонимание городской жизни, ее потребностей, ее пользы. Так, хан Барак без колебаний отдаст на разграбление Бухару и Самарканд – собственные города! – чтобы получить некоторые средства для снаряжения армии. Вплоть до конца, до XV в., Чагатаиды продолжат кочевать между Или и Таласом, останутся степняками. В семье, давшей таких государственных деятелей, как Аргун, Газан и Олджейту, как Хубилай и Тэмур, они воплощают типаж отставшего в развитии монгола. Не сказать, что они упорнее сопротивлялись ассимиляции, чем Хубилаиды, ставшие китайцами, или Хулагуиды, ставшие персами; живя в тюркской стране, они с XIV в. явно тюркизировались, причем так, что их именем стали называть восточнотюркский разговорный язык: чагатайский тюркский язык. Но илийские тюрки, оставшиеся тюргешами и карлуками, как и монголы, не имели культурного прошлого. Дом Чагатая останется между уйгурской буддистско-несторианской культурой Бешбалыка и арабо-персидской культурой Бухары и Самарканда, не зная, что выбрать. Очевидно, поначалу он, как когда-то сам Чингисхан, испытал уйгурское влияние, влияние тюрко-монголов, оставшихся верными Будде и несторианскому кресту. Но с начала XIV в. Чагатаиды начнут переходить в ислам, правда, по-монгольски, не перенимая ни его фанатизма, ни литературы, так что в глазах благочестивых мусульман Самарканда они останутся полуязычниками, а походы Тамерлана против них приобретут вид исламской священной войны.Основатель ханства, Чагатай, который правил им с 1227 по 1242 г., как мы видели, был воплощением монгола давних времен. Его отец Чингисхан, по отношению к которому он испытывал в равной степени восхищение и страх, назначил его следить за соблюдением Ясы, кодекса поведения, и он всю жизнь блюл этот закон и требовал от своего окружения строгого его исполнения. Однажды, обогнав во время скачек своего младшего брата Угэдэя, когда тот уже был великим ханом, он на следующий день пришел к нему просить прощения, словно преступник. Он нисколько не был обижен возвышением младшего, поскольку так решил их отец. По той же причине, царствуя над мусульманскими народами, он проявлял довольно сильную вражду к исламу из-за их практики омовений и способов забоя скота, поскольку установления Корана противоречили монгольским обычаям, Ясе. При этом одним из его министров был мусульманин – Кутб ад-Дин Хабаш-Амид Отрари (ум. в 1260 г.). Кроме того, Чингисхан поручил управление трансоксианскими городами (Бухарой, Самаркандом и др.) и сбор с них налогов другому мусульманину, Махмуду Ялавачу, который проживал в Ходженте, в Фергане. Однажды Чагатай сместил Махмуда, но, поскольку тот подчинялся непосредственно великому хану, царствовавшему тогда Угэдэю, Чагатай признал неправомерность своих действий и восстановил чиновника в его прежних обязанностях. После Махмуда трансоксианскими городами и, как полагает Бартольд, другими «цивилизованными провинциями» до китайской границы от имени великого хана продолжал управлять его сын, Масуд Ялавач, или Масуд-бег. В этом статусе мы видим его на курултае 1246 г., где его функции были подтверждены. В 1238–1239 гг. в Бухаре вспыхнуло восстание мусульманского населения, направленное против местных богачей и монгольских властей: Масуд подавил восстание и при этом сумел избавить город от мести монгольских войск.