Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана

Освободившись от опеки Навруза, Газан смог развернуться в полной мере. Сохраняя, как мы видели, сильную привязанность к монгольским традициям, несмотря на переход в ислам, он стал энергичным правителем, одновременно просвещенным и суровым. Он восстановил авторитет центральной власти, безжалостно казня, порой по простому подозрению, принцев крови, эмиров и чиновников, которые могли воспротивиться его воле. «Как монарх и законодатель, – пишет Бартольд, – он развернул грандиозную деятельность, совершенно свободную от узко понимаемого религиозного благочестия. Он проявлял большую заботу о финансах государства, в частности о монетном деле. На его монетах с надписями на трех языках (арабском, монгольском и тибетском) Газан, в отличие от своих предшественников, именуется уже не наместником пекинского великого хана, а государем Божьей милостью, тенгри-йин кутчундур (буквально: добродетелью Неба)». Тем не менее, несмотря на это утверждение о полном суверенитете, послы Газана в Китае продолжали воздавать великому хану Тэмуру почести как главе рода Чингизидов и, в более узком смысле, дома Тулуидов.

Если Газан был беспощаден к знатным заговорщикам и казнокрадам, его правление бдительно «защищало сельское население от притеснений и поборов». «Вы хотите, – написал он однажды своим чиновникам, – чтобы я позволил вам грабить таджиков (персов-земледельцев). Но что вы будете делать после того, как заберете быков и семена у землепашца? Если тогда вы придете ко мне и спросите, на что вам жить, я вас сурово накажу!» После стольких разрушений и опустошений значительная часть пригодной для сельскохозяйственного использования земли в Хорасане и Персидском Ираке оставалась невозделанной. Владычество кочевников убивало землю. «Земли, – отмечает Рашид ад-Дин, – по большей части не обрабатывались. Принадлежали ли они правящей династии или частным лицам, никто не решался их распахивать из страха быть лишенным их после того, как вложил в обработку много трудов и денег». Газан принялся «возрождать землю». «Он чувствовал, – продолжает Рашид ад-Дин, – необходимость поощрять предприятия этого рода и специальным указом гарантировал работникам плоды их трудов на приемлемых условиях. Земли, принадлежащие династии, остававшиеся многие годы необработанными, должны были быть предоставлены тем, кто хотел их обрабатывать, с освобождением на первый год от податей. Частновладельческие земли, остававшиеся заброшенными на протяжении определенного количества лет, тот же указ дозволял новым поселенцам брать себе в собственность без согласия прежних владельцев». Строгий контроль над злоупотреблениями аристократов в это же самое время позволил увеличить поступления в государственную казну с 1700 до 2100 туманов.

Министром Газана был великий персидский историк Рашид ад-Дин (Фазлуллах Рашид ад-Дин Табиб Хамадани, родился ок. 1257 г., умер в 1318 г., возведен в достоинство садра в 1298 г.). Именно Газан попросил Рашид ад-Дина написать историю монголов. Так блестящий ученый создал бессмертную «Джами ат-таварих». Отметим, что Газан, который, как мы знаем, превосходно знал историю своего народа, был одним из главных источников информации для Рашид ад-Дина, как и чэнсян[219] Болад Ага, представитель великого хана Китая при персидском дворе.

Наконец, Газан покрыл Тебриз, свою столицу, грандиозными зданиями: мечетями, медресе, благотворительными заведениями и т. д. По замечанию Рашид ад-Дина: «Монголы, которые до сих пор только разрушали, принялись строить». Действительно, царствование Газана знаменует тот момент, когда эти вечные кочевники стали понемногу переходить к оседлой жизни. К несчастью, у этого процесса «оседания на землю» была оборотная сторона. Отказавшись от своей общей веротерпимости, чтобы принять ислам, в той его форме, что все больше приобретала вид секты (я думаю о расправе над Рашид ад-Дином), персидские монголы очень скоро потеряли свою национальность, потеряли присущие их нации достоинства, растворились в окружающих народах и исчезли.

Но в царствование энергичного Газана ни один из этих печальных результатов не имел ни времени, ни возможности, чтобы проявиться. В Малой Азии, например, этот монарх жестко отреагировал на проявившиеся там центробежные тенденции. Внук Байджу-нойона по имени Суламиш, при поддержке туркоманского эмира Махмуд-бега, истинного основатели Караманской династии, попытался выкроить себе независимое княжество в древней Ликаонии (юго-восток Каппадокии). 27 апреля 1299 г. этот мятеж был подавлен ханской армией при Ак-Шерире, близ Эрзинджана. Что же касается последних конийских сельджукских султанов, назначаемых и смещаемых по прихоти тебризского двора, они имели меньше власти, чем любой монгольский губернатор. Так, Газан низложил султана Масуда II (1295), посадил на трон Кей-Кобада II (1297), потом низложил его (1300) и восстановил Масуда II (ум. 1304), который станет последним правителем из этого блистательного дома.