Степные рубежи России

Благодаря междоусобицам среди соседних народов поток знатных эмигрантов не ослабевал, и Москва быстро стала прибежищем недовольной аристократии. Крымские и казанские ханы, ногайские бии и калмыцкие тайши нередко избавлялись от своих соперников, отправляя их в Москву, чтобы держать претендентов на престол на безопасном расстоянии. Москва с готовностью шла навстречу и дарила изгнанникам города и деревни, чтобы у них были средства к существованию. Хотя великие князья часто напоминали соседним правителям о том, насколько дорого казне обходится содержание подобных беженцев, Москва никогда не отказывалась их принять. Знатные изгнанники обычно приезжали вместе со свитой, порой насчитывавшей несколько сот всадников, что по тем временам могло сойти за небольшую армию и было ценным дополнением к московским вооруженным силам[572].

Подобные изгнанники, будучи законными наследниками ханов, биев и тайши, имели огромное преимущество в качестве неофициальных заложников, а также могли использоваться для шантажа и даже свержения соседних правителей. Несколько раз, когда Крым или ногайцы желали возвращения своих изгнанников, Москва упрямо отказывалась пойти им навстречу. Особенно остро в переписке Москвы и Крыма встал вопрос о судьбе Абдуллатифа, сына крымского хана. Крым непрестанно просил вернуть Абдуллатифа, а Москва либо отказывала, либо тянула время, пока он не умер при подозрительных обстоятельствах. Позже, в XVII–XVIII веках, калмыцкие и казахские ханы продолжили традицию избавляться от своих соперников, передавая их российским властям. Теперь Россия, куда более уверенная в себе, чем прежде, уже могла не использовать этих изгнанников в своей пограничной политике; получив годовое содержание и земельные владения, они должны были обратиться в православие и записаться в регулярное российское войско[573].

На возросшее политическое значение Москвы указывало увеличивающееся число просьб от крымских и ногайских аристократов («дай мне Рязанский юрт и сделай ханом в Мещере», «дай мне Казань или Касимов»), желавших получить руководящий пост и править в Казани, Касимове, Рязани, Кашире или ином городе[574]. После московского завоевания Казани и Астрахани в 1550‐е годы обращение в христианство стало наилучшим способом добиться у Москвы щедрых выплат и привилегий, и многие Чингизиды из Астрахани, Казани, Сибири и Касимова были вынуждены принять крещение[575].

Князья-Чингизиды от Сибири до Крыма, татарская нечингизидская знать из Казанской земли, кабардинские дворяне с Кавказа, знатные ногайцы и калмыки из Приволжской степи – все они в разное время и по разным причинам выбрали православие. Окрестившись, дворяне-иноверцы получали русский дворянский титул, а за свою военную службу щедрые денежные выплаты и землю[576]. Знатные новые христиане сочетались браками с русскими дворянками, занимали высшие военные посты и часто служили в пограничных регионах как доверенные лица России[577]. Иногда уже через два поколения по их именам никак нельзя было догадаться об их нерусском и нехристианском происхождении[578]. Ассимиляцию можно было считать завершенной, когда тот или иной род вписывался в Родословную книгу российского дворянства[579].

Чингизиды почти автоматически попадали в высшие слои московского дворянства, но социальный лифт был открыт и для менее значимых дворян из не-Чингизидов. Один из самых ярких примеров – впечатляющая карьера Мухаммеда Тевкелева. В 1720‐е годы татарский мирза Кутлу-Мухаммед Таваккуль, мусульманин, стал переводчиком Коллегии иностранных дел. В 1733 году правительство доверило Тевкелеву миссию к казахам Младшего жуза с целью убедить их войти в русское подданство. В 1734 году Тевкелев вернулся в Петербург, привезя с собой клятву верности, подписанную казахским ханом Абулхаиром, и план развития казахской степи. По всей видимости, правительство сочло его миссию успешной, и Тевкелев получил в награду чин полковника и святое крещение. К концу 1740‐х годов полковник Алексей Иванович Тевкелев стал генерал-майором и на протяжении 1750‐х годов был одним из управителей Оренбурга. Его сын Осип Тевкелев в 1750‐е годы служил капитаном русской армии. Конечно, платой за блистательное восхождение Тевкелева по военно-бюрократической лестнице стало его крещение. Показательно, что казахи, по всей видимости, не подозревали о его обращении в христианство и продолжали называть Тевкелева «генерал да мурза» или «превосходительный мурза»[580].