Степные рубежи России

Российская политика предоставления убежища беглецам невольно способствовала углублению розни между кабардинской знатью и простыми людьми. Впоследствии использование этой розни стало важнейшим элементом российской политики на Северном Кавказе. Провоцируя социальный конфликт в местном обществе, правительство стремилось ослабить знать и увеличить собственное влияние. К примеру, одной из задач российского военного представителя, жившего среди кабардинцев, было стремление к тому, «дабы обитающий великую Кабарду народ сохранил учиненную им в прошедшем году присягу в верности». Когда в 1767 году более 10 тысяч кабардинских крестьян восстали против дворян и пригрозили уйти от них, к ним был отправлен русский майор, чтобы убедить повстанцев покинуть своих хозяев и поселиться на российской территории[597].

Но были и моменты, когда непосредственные военные и стратегические соображения вынуждали правительство делать выбор в пользу политики невмешательства. Например, в 1778 году Коллегия иностранных дел сочла непрактичным и отвергла предложение астраханского губернатора защитить простой кабардинский народ от злоупотреблений знати, забрать его и поселить вдоль Сибирской укрепленной линии. Коллегия сообщила губернатору, что в интересы России не входит рассматривать природу отношений между простым народом и знатью, что это нарушит кабардинское право собственности и укрепит подозрения Крыма и Османской империи. Инструкция гласила: «Могут и подвластные кабардинския люди произвесть бунт, владельцов своих перебить и сами врознь разойтись. Пускай все сие и случится, тут ничего не потеряется, но еще будет выигрыш, когда владельцов кабардинских убудет, или же у них подвластных действо будет собственной их судьбы, но нареканию и неудовольствию относимому к здешней стороне не будет места никакого»[598].

Спустя несколько лет, когда российское правительство уже меньше беспокоилось о возможном конфликте с Османской империей и не старалось изобразить честную игру, князь Г. А. Потемкин-Таврический писал генералу П. С. Потемкину, командующему российскими войсками на Кавказе, что надо отвергать любые запросы кабардинских дворян о возвращении простых людей, бежавших, чтобы избежать притеснений. Не оставляя ни малейших сомнений в своих взглядах на этот вопрос, он добавлял: «…отделение черни от владельцов почитаю надежным средством к обезпечению границ наших»[599].

К концу XVIII столетия власти поняли, что их политика сеяния розни среди дворянства и народов на Северном Кавказе и в казахских степях оказалась контрпродуктивной. Подобная политика подрывала возможности государства контролировать происходящее среди местных обществ, уже ослабленных гражданскими войнами и восстаниями. Петербург решил отказаться от политики противопоставления местной знати и простого народа и встать на сторону дворянства в обмен на сотрудничество с российскими властями. На время поток местных жителей через границу сократился, но не прекратился.

Колониальные прения. Часть 1. Закон и управление

Когда вы говорите с нашими крестьянами о справедливости, главное для них – компенсация. Скотовод или земледелец, потерявший свою семью, утратил всю свою экономическую опору. Вы можете убить того, кто совершал геноцид, но это не компенсация – это лишь страх и ярость. Так думают наши крестьяне.

Филипп Гуревич. Хотим сообщить вам, что завтра нас убьют вместе с нашими семьями. Истории из Руанды

Те, кто перешел через границу, чтобы принять христианство и поселиться в имперских пределах, быстро оказались под властью российских законов. Но многочисленные коренные народы, жившие в пограничной зоне и которых российские власти официально считали своими подданными, фактически оставались вне политического контроля и правового поля России. В ситуации, когда не существовало ни политической концепции автономии, ни даже расплывчатой идеи протектората, лишь начавшей оформляться в середине XVIII века, как было российским властям решать пограничные споры с теми, кого они считали своими подданными?