Заселение северокавказского пограничья отражало политику России в регионе. На первых порах беглецов с Кавказа расселяли среди русских крепостей и казачьих станиц вдоль границы. Но так они оказывались в опасной близости от своих прежних аулов, и отряды под руководством местной знати нередко организовывали набеги на пограничные селения, чтобы вновь завладеть беглецами. Опираясь на свой опыт с крещеными калмыками, в 1750 году правительство приказало перемещать беглецов подальше от русских границ и селить среди русских, чтобы они научились обрабатывать землю и служили в армии. Некоторые из них вступили в ряды донских и волжских казаков, другие стали государственными крестьянами в Тамбовской провинции. Когда же выяснилось, что новообращенные бегут с Дона и с Волги, было предложено селить их еще дальше – в Оренбургской губернии и Сибири[616].
В 1762 году, когда граница стала еще надежнее, правительство решило, что новые христиане должны сыграть важную роль в заселении региона. В своем докладе Екатерине II Сенат предложил усилить Кизлярскую область, построив новую крепость, чтобы поселить там крещеных осетин и кабардинцев. В крепости должны были быть церковь и священник, который мог бы путешествовать в горы и проповедовать среди кавказских народов. Кроме того, туда можно было пригласить грузин, армян и другие христианские
Растущее присутствие русских городов и крепостей, переселенцев и солдат быстро меняло традиционный пейзаж в регионе. Физические и экологические изменения было нелегко отделить от военных и политических целей правительства. В 1768 году генерал Потапов приказал снести плотину на одном из притоков Терека. Вода, которую кумыки прежде использовали для орошения своих полей, теперь отводилась к Кизлярской крепости, образуя ров, укрепляющий ее оборонительные сооружения[618]. Строительство Моздокской крепости в начале 1740‐х годов привело к многочисленным жалобам кабардинцев, требовавших, «чтоб повелено было в урочище Моздоке строению и караулу не быть, потому что оное строение в таком месте заведено, где мы рубим лес и скот наш пасется, будучи оное поблизости к нам… хотя в Моздоке караулу и строения не будет, но вашему величеству опасности ни от кого не настоит и нам обиды быть не может, потому что противу нас, рабов ваших, никакой народ супротивляться не может»[619]. Но власти придерживались другого мнения; они настаивали, что крепость строится на землях, не принадлежащих кабардинцам.
К 1790‐м годам северокавказское пограничье превратилось в сплошную линию российских укреплений вдоль Кубани и Терека, соединяющих Черное море с Каспийским. Русские крепости и селения, построенные на земле, принадлежавшей коренному населению, оказали на это население глубокое и разрушительное воздействие. Российская колонизация обострила противостояние между дворянами и простонародьем – и обе стороны были вынуждены обращаться к властям за помощью в разрешении своих конфликтов. В 1783 году кабардинская знать вручила список своих жалоб «главнокомандующему пограничными землями от Днепра до Волги» Г. А. Потемкину. В большинстве своем жалобы были привычными: власти не держат своих обещаний, благоволят грузинам и армянам, захватывают кабардинские земли и не возвращают кабардинских беглецов. Аристократы попросили разрешения пасти своих лошадей по ту сторону Моздокской укрепленной линии. Затем, признавая свою собственную беспомощность и влияние российских властей, они попросили русских издать приказ, который положил бы конец борьбе кабардинской знати и простонародья. Прошение подписали тридцать шесть знатных вельмож и тридцать восемь мелких дворян (узденей), обещавших хранить верность, если власти пойдут им навстречу.
В то же время простые кабардинцы отправили своих представителей с другим прошением к российским властям. Представители объяснили, что они не знают, что содержится в прошении дворян, и опасаются, что дворяне плетут против них козни. Они попросили защиты от злоупотреблений своих господ и разрешения переселиться и обрабатывать землю по ту сторону укрепленной линии, поскольку по эту сторону пригодной для обработки земли недостаточно. Это прошение подписали тридцать два представителя, обещавшие от лица всего простонародья безоговорочно повиноваться приказам России[620].