Невзирая на эти дельные советы, российская столица отказывалась принимать во внимание реальное положение дел на местах, и власти упорно продолжали требовать присяги на верность российскому государю. Заметным исключением стали осетины. В 1740‐е годы, воспользовавшись лазейкой в русско-турецких и русско-персидских мирных договорах, признававшей политическую независимость осетин, российские власти отправили к ним христианскую миссию. Но вопреки желаниям ревностных миссионеров Сенат приказал не принимать осетин в российское подданство, чтобы поспешные усилия по получению от них присяги не обеспокоили их и не помешали их обращению в христианство. Приоритеты правительства были очевидны: оно было готово отсрочить принятие осетин в подданство, чтобы дать им время стать православными христианами[167].
К середине XVIII столетия, благодаря новому политическому словарю и более грамотным переводам на местные языки, не осталось никаких сомнений по поводу того, как Россия воспринимает политический статус своих соседей. Устаревшая политическая терминология была заменена современной имперской. Местные правители уже не подписывали шерть. Вместо этого они и их подданные оказывались
Тем не менее политические термины и понятия как старой, так и новой России по-прежнему не соответствовали традиционным понятиям местных обществ. Одно столкновение демонстрирует, сколь острым было противоречие между российской идеей политического протектората и понятиями местных народов о покровительстве, основанном на родстве. Когда в 1779 году аристократы Большой Кабарды отказались приносить присягу России и заявили, что они традиционно находятся под русским покровительством как гости или союзники (
Где нельзя было применить силу, действовал искус подарков и наград. Столкнувшись в 1786 году с российским требованием присягнуть императрице, простые казахи согласились, последовав совету религиозного руководителя, муфтия, сказавшего, что закон не запрещает им лгать христианам и, следовательно, они могут согласиться на требования русских, чтобы получить от них подарки[169].
Кого-то вводили в заблуждение, кого-то подкупали выплатами и подарками, кого-то устрашала русская армия – но все разнообразные народы в южном пограничье России должны были смириться и стать верными подданными. Политическую идентичность местных жителей как подданных российской короны следовало создать заново при помощи присяги на верность. Так начинался долгий и трудный путь их политической интеграции в православную Российскую империю.
Аманаты: заложники судьбы
Дожил есми до старости и преж сего веривали во всяком деле моему слову, а закладу есми и шертованья никому не давал.
…горских аманатчиков старатца склонять ко обучению российской грамоте и приводить в людкость, а от варварских нравов отводить… и тогда бы и в аманатах нужды не было когда дети их в училище были и могли бы современем совсем и к вере христианской притти…
Какие бы ни приносились присяги на верность, Москва не имела особых иллюзий по поводу того, насколько серьезно ее соседи относятся к этим присягам, устным или письменным. Взгляды Москвы вкратце выразили два ее посланника ко двору грузинского царя Александра в 1598 году. Советуя царю не доверять мусульманам, они рассказали о двух кабардинских князьях, которые поклялись в верности русскому царю, а затем нарушили свою клятву, поскольку они «бусурманы, в правде не крепки, обема [обоим] им верити нелзя»[171]. Судя по всему, одной присяги недоставало, и Москва требовала заложников, чтобы гарантировать верность новых подданных московскому государю.