Степные рубежи России

Не менее гордый калмыцкий правитель Дайчин пытался объяснить, что калмыки никогда не давали никому заложников и если он поступит так, то будет обесчещен в глазах Крыма, Персии и собственного народа. Но и он в конечном счете уступил требованиям российских властей, поскольку искушение русскими подарками, платежами и торговыми преференциями оказалось сильнее, чем страх бесчестья. Понимая важность подобной уступки для калмыков, правительство, в знак примирения, приказало поселить калмыков не в обычном жилище для заложников, а в специальном доме и выплатить необычайно большую сумму денег[178].

Заложники жили в специальном жилище (на аманатном дворе) в одном из пограничных городов. Обычно это была дешевая отдельная хижина. Бóльшую часть времени заложники находились под охраной и должны были оставаться по своему постоянному месту проживания. Хотя им полагалось предоставлять еду и одежду, аманаты часто становились жертвами злоупотреблений местных чиновников: их нередко обманывали, били и кормили отбросами[179].

Хотя подобные злоупотребления были обычным делом, существовало понимание, что заложники не являются пленниками. Впрочем, они могли стать пленниками, что позволяло оказывать более сильное давление на непокорных степных правителей. В 1641 году, «чтоб он, Алегук-мурза, з братьею, пожалев своих аманатов, позналися и в своих винах нам, великому государю, добили челом», Москва приказала своему воеводе в Терском городе перевести сына Алегука, жившего там в роли аманата, в тюрьму, сократить его содержание с пяти до двух рублей в месяц и, что, вероятно, было еще более существенно, лишить его еженедельных двадцати пяти кружек пива[180].

Обращение с заложниками могло быть разным: одни сидели под замком и даже порой в кандалах, другие могли регулярно ездить домой. Но большинству заложников было чрезвычайно тяжело переносить резкую перемену в питании и образе жизни, когда после ничем не стесненной жизни в степи они оказывались в ограниченном пространстве русского города. Некоторые пытались бежать, другие умирали в плену от болезни и дурного обращения[181].

После определенного периода времени (от десяти дней до года) заложники должны были быть освобождены, награждены небольшими суммами денег и подарками и заменены новыми аманатами. Однако, если заложники были ценными, власти задерживали их как можно дольше, пока «их народы не станут зависимы и верны». Если многочисленные просьбы об освобождении подобных пленников или замене их другими не имели воздействия на российские власти, степняки порой принимали решение освободить своих родичей, совершив дерзкий набег на русский город или заключив союз с противниками Москвы[182].

В XVIII столетии практика заложничества была прикрыта новой риторикой. Инструкции из Петербурга, полученные оренбургским губернатором Иваном Неплюевым в 1742 году, предписывали удерживать в заложниках сыновей казахского хана и знатных людей под предлогом их военной службы в русской армии. Старательно выполняя приказы, Неплюев отверг нового казахского аманата, присланного Абулхаир-ханом взамен прежнего, поскольку он «не той матери ‹…› но от вышеупомянутой калмычки, пленницы Абулхаировой, которая ‹…› весьма не в таком содержании, как настоящая ево жена, но содержится в образе рабыни», и потому ценность его была значительно ниже. Абулхаир неоднократно протестовал, заявляя, что его сына уже десять лет удерживают заложником в Оренбурге, что его сыновья – посланники, а не заложники и что он стал подданным ее императорского величества по собственной воле и отправил детей на военную службу, а не чтобы они стали пленниками. Но эти протесты не возымели никакого действия[183].

Удержание заложников было не только средством обеспечения верности степняков России, но и служило удобным аргументом в дипломатических баталиях, которые Россия вела с соперничающими державами, оспаривающими у нее суверенитет над теми или иными народами. К примеру, русские чиновники неустанно убеждали своих коллег из Цинского Китая, что казахи являются подданными России – ведь они вручают заложников[184]. Тем не менее положение с подданством в пограничных регионах было куда менее однозначным, чем того желали российские власти, и вполне обычным делом для различных народов было вручение заложников и выплата дани сразу нескольким «сюзеренам» одновременно.