Степные рубежи России

Власти прекрасно осознавали, что на самом деле находятся в торговых отношениях с местным населением. Сообщения от русских агентов, собиравших ясак, недвусмысленно указывали, что местные жители вручают ясак только в обмен на вознаграждение от государя, а если они считают это вознаграждение недостаточно хорошим, они не выплачивают весь ясак. Агенты добавляли, что вознаграждений и припасов у них осталось мало, а если их не будет, выплата ясака полностью прекратится. В ответ на это Москва инструктировала своих сибирских чиновников выплачивать небольшое вознаграждение в обмен на ясак и говорить местным жителям, что они не должны видеть в этом торговлю, а лишь вознаграждение от государя, и им следует быть довольными тем, что они получили[200]. Но из последующих действий правительства становится понятно, что подобные объяснения оказались недостаточно убедительными для местных жителей. В 1766 году Ясачная комиссия, стремясь увеличить поставку пушнины в Сибири, предложила стандартизировать сложившуюся практику и рекомендовала предоставлять в обмен на ясак подарки общей стоимостью в 2 процента от стоимости пушнины[201].

Эволюция ясака от обмена товарами между местными жителями и представителями российской власти в фиксированную подать, регулярно выплачиваемую правительству, была долгой и медленной. Непокорные местные жители долго не признавали представления российского правительства о том, что подданные должны платить налоги или служить в армии. России еще только предстояло навязать свою власть кочевым жителям Степи и странствующим сибирским охотникам. К концу XVIII века политический язык империи и политическая реальность понемногу стали сближаться.

Дары и выплаты: вознаграждение или вымогательство?

Понеже сего пригорного народа в тех сторонах безмерно боятся, а паче в страхе персияне, которые для опасения своего кумыцким князьям и шевкалом будто жалованье дают, и ежели разсудить их дела, то подоно дани, и расход великой от шаха персидского владельцам кумыцким повсягодно бывает.

Из доклада князя Бековича-Черкасского Петру I, 1714

Ни присяга на верность, ни какое бы то ни было число заложников не могли обеспечить верность тех, кого Россия считала своими подданными, столь эффективно, как платежи из Москвы. Регулярные платежи и подарки местному правителю и его дворянам были, в сущности, единственным способом добиться сотрудничества местных жителей. Подобно другим концепциям пограничья, система платежей и подарков продолжала практику Золотой Орды и тоже основывалась на двусмысленностях и различных интерпретациях участников процесса[202].

Ко времени крушения Золотой Орды платежи и подарки превратились в сложную систему, в которой их трудно было отличить друг от друга или от дани и податей. С середины XIV века, когда монгольские ханы поручили московским князьям сбор дани и налогов с других русских князей, московиты регулярно доставляли дань (по-русски дань, выход, дословный перевод арабского слова харадж, употреблявшегося в Золотой Орде) в резиденцию хана вместе с набором прочих податей (ясаком).

Русские князья соглашались доставлять в Москву свою часть дани и ясака до тех пор, пока Орда продолжала их требовать. Всегда была надежда, что «а переменит Бог Орду, дети мои не имут давати выхода [не будут платить дань] в Орду»[203]. Но и после распада Орды эти платежи не прекратились. В 1531 году великий князь Василий III был по-прежнему наделен исключительным правом собирать дань и другие татарские подати (татарские проторы) для выплаты Орде, Крыму, Астрахани, Казани, Касимову (царевичев городок) и всем Чингизидам (царям и царевичам), служащим великому князю[204].

Постепенно традиционная терминология, выражавшая отношения Москвы с кочевыми наследниками Золотой Орды, изменилась. В московском словоупотреблении слово «дань» заменилось жалованьем, а подати – подарками (поминками). Эти семантические изменения были важны для Москвы, поскольку жалованье представляло собой выплату друзьям и подданным Московии, сделанную божественной милостью царя, а поминки были подарками правителю и его дворянам, отражавшими меру их чести и доброго расположения к Московии[205].