Степные рубежи России

Как правило, взгляды российских властей и местных правителей на институт заложничества различались, как и на ожидания от него. Москва продолжала считать аманатов подтверждением присяги степных народов на верность и их безусловной и исключительной покорности российскому царю и императору. Степняки, со своей стороны, с неохотой соглашались на предоставление заложников, видя в этом неприятное, но вместе с тем необходимое действие, сопровождавшее договор о ненападении и военный союз, заключавшийся в обмен на выплаты и подарки из Москвы. Подобный мирный договор с Москвой вовсе не обязательно исключал возможность такого же мирного договора с какой-нибудь другой стороной. Но с точки зрения русских, подобное двойное «подданство» было неприемлемо, и, сколько бы местные правители ни уверяли, что вручение заложников кому-либо еще не противоречит их верности российскому императору, Москва реагировала на их речи подозрительно[185].

Московская практика удержания аманатов продолжалась на протяжении всего XVIII века, несмотря на несколько предложений покончить с заложничеством и заменить его более эффективной системой осуществления власти над степными народами. В начале 1760‐х годов русские чиновники в Оренбурге предложили заменить аманатов казахским судом, который находился бы в Оренбурге и состоял из десяти человек, двое-трое из которых были бы русскими, а остальные представляли бы казахов всех сословий, «дабы [казахи] оный не за аманатство, но за милость и правосудие почитали»[186]. В то же время оренбургский губернатор Д. В. Волков обратил к императрице страстный призыв создать школы и заняться образованием детей степных элит: «Для чего, например, не иметь к малолетним их аманатам лутчего, нежели к скотине, призрения? Для чего не обучать их не военному ремеслу, но гражданским наукам и благонравию?»[187]

На протяжении нескольких десятилетий подобные призывы не находили отклика, но пришло новое поколение русских чиновников, начавшее разрабатывать эти идеи в более широком колониальном контексте. В 1770–1780‐е годы астраханский губернатор Петр Кречетников представил себе Кавказ, преображенный цивилизующей дланью российского правления. На его Кавказе местные языки и обычаи должны были уступить место русским, а христианство прийти на смену исламу. Поскольку одним из главных препятствий на пути к цивилизации было невежество, Кречетников предложил создать школы в Астрахани для сыновей местной знати. Здесь их можно было постепенно познакомить с русским образом жизни и привлечь на военную службу, «и тогда бы и в аманатах нужды не было когда дети их в училище были и могли бы современем совсем и к вере христианской притти…»[188].

Подобных же взглядов на цивилизующую роль России в казахской степи, которую следовало преобразить при помощи российского правосудия, закона, языка, сельскохозяйственных поселений, цивилизации и христианства, придерживались в Оренбурге, где в 1780–1790‐е годы российские чиновники создали пограничные суды, а также школы для детей казахской знати. Впрочем, сыновей ханов посылали в Петербург, где они жили при императорском дворе, получали образование, возводились в военный чин с соответствующими почестями и нередко вступали в ряды русского дворянства[189]. К концу XVIII века бывшие заложники, обреченные на жизнь в пограничье, стали превращаться в привилегированных подданных империи.

Ясак: дань или торговля?

То, что называли торговлей мехами, на деле было неустойчивым сочетанием различных обменов, от подарков до кредитных сделок, до бартера, до вымогательства, до воровства.

Ричард Уайт[190]

В то время как заключение мирных договоров и институт заложничества были призваны формализовать политическую зависимость нехристиан от Москвы, был и еще один, более осязаемый способ продемонстрировать зависимый статус степных народов перед лицом русского государя – натуральная подать (ясак). С точки зрения московских чиновников, мир и выплаты ясака часто были неотделимы друг от друга. Москва считала территории, еще не выплатившие ясак, враждебными, а воеводы получали инструкции призвать местное население, «чтоб они великого государя ясак и поминки приносили по окладу сполна и во всем служили ему великому государю верно», а также требовать, чтобы ясак платили не деньгами, поскольку «перед сибирскою ценой по московской живет прибыль»[191].