Степные рыцари

Сам же атаман Татаринов свою жену из Черкасска не перевозил в Азов. В Черкасске как-никак у него было свое хозяйство. За ним нужен был всегда свой глаз.

С каждым днем в Азове становилось жить все веселей. Прослышав о том, что в нем крепко засели казаки, с Руси в город стали прибывать купцы с товарами. Привезли разные заманчивые товары и торговые люди из Кафы, Керчи и Тамани, веря заверениям казаков «не трогать чужого добра купеческого».

В городе пооткрывали кабаки и харчевни.

Еще радостнее стало в Азове, когда туда пришло известие о том, что казачий отряд перерезал путь кубанским татарам, возвращавшимся из набега с Украины с богатой добычей, и разгромил их, отняв награбленное добро, и отбил захваченных в неволю украинцев. А чуть позже другой отряд казаков разбил большую группу турок и темрокских черкесов на Кагальнике.

* * *

Атаман Татаринов отлично знал, что турки не примирятся с захватом крепости Азова казаками. Во что бы то ни стало, не считаясь ни с какими жертвами, они постараются ее вернуть. Поэтому атаман деятельно начал готовиться к обороне. Он приказал заделать пролом от взрыва в стене крепости, надежно укрепить надолбы, глубже прорыть рвы.

Сам же он за всеми работами и следил. Вставая с рассветом, ложился поздно, хмельного ничего не пил.

Он ввел строгую дисциплину в полках, чем немало вызвал нареканий со стороны казаков, привыкших к своевольству.

Чтоб неприятель не мог напасть на крепость внезапно, день и ночь далеко от Азова высылались казачьи конные разъезды, которые в случае появления вражеского войска сейчас же сообщили бы войсковому атаману.

Все было приготовлено к встрече врага, а он все не появлялся, приводя в недоумение и атамана и казаков. Когда появится враг? — этот вопрос томил всех.

Лето проходило спокойно. Теперь все уже — и донцы и черкасы — стали привыкать к уютной жизни в Азове. Некоторые до того обленились от безделья и каждодневного пьянства, что обросли жиром, потолстели.

* * *

Но не столько страшила атамана Татаринова осада крепости турками, сколько возвращение легкой станицы, посланной к царю.

Тревожно поджидал атаман вестей из Москвы. Как-то царь потерпит известие о взятии Азова?.. А как он отнесется к убийству турецкого посла Томы Кантакузена? Ой и крепко же побаивался царского гнева Михаил Татаринов…

Как-то атаману потребовался Гурейка — надо было написать грамоту мирному ногайскому мурзе. Но сколько ни искали парнишку, нигде не могли найти.

А между тем Гурейка в последнее время частенько куда-то исчезал, только никто этого не замечал.

Но куда же это паренек отлучался? Что за тайна такая? А тайна действительно была, и очень большая.

Однажды, вскоре после взятия Азова, когда атаман уже поселился с сыновьями на житье в замке паши, Гурейка из любопытства стал осматривать замок.

В этом громадном здании было комнат пятнадцать, из них атаман с сыновьями жил только в двух. Остальные пустовали. Гурейка расхаживал по звонким комнатам, любовался. Всюду были развешаны персидские ковры, какие-то восточные картины, стояли шкафы с дорогой посудой.

— Вот, дьяволы, жили так жили! — завистливо сказал он. — Не то что мы — тряпье трясем да вечно в грязи живем.

Войдя в большую комнату, уставленную зеркалами, Гурейка уселся на мягкую табуретку и стал задумчиво рассматривать картину, висевшую на стене, с изображением какого-то эпизода из жизни пророка Магомета, основателя ислама.

Так в молчании он сидел минут пять.

Вдруг в комнате рядом скрипнула половица. Гурейка насторожился. Ему показалось, что там кто-то ходит, но так тихо, едва уловимо. Паренек подкрался к двери и заглянул.

Кто-то в белом, как призрак, скользнул в угол. Гурейка был суеверен. Разных там привидений и духов он страшно боялся. Перекрестившись, он рявкнул:

— С нами бог! Да расточатся врази его.

Какое-то маленькое существо, сжавшись в углу, тоненьким голоском зарыдало.

Гурейка ободрился. Он подумал, что нечистая сила не будет плакать.

Вытащив из ножен саблю, он храбро двинулся к углу, где копошилось и так жалобно плакало это непонятное, загадочное существо.

— Кто ты? — по-русски спросил Гурейка, на всякий случай подняв саблю.

В ответ существо зарыдало еще громче, еще жалобнее.

— Говори ж, кто ты? — грозно повторил он по-турецки. — А то так вот саблей и полосну.

— Я Фатима, — ответил сквозь слезы тоненький, нежный голосок.

— Что это за Фатима? Откуда ты?

— Я дочь паши… Не убивай меня, казак. Не убивай!

Гурейка сорвал с ее головы кисейный шарф. Девочка закрыла лицо руками:

— Коран запрещает открывать лицо женщинам.

— Нас никто не видит тут, — сказал Гурейка. — Опусти руки.

Маленькая, хрупкая девочка, как показалось вначале Гурейке, упала перед ним на колени и умоляюще протянула руку.

— Аллахом заклинаю тебя, не убивай!.. Я никому зла не сделала…

Она была очень красивая девочка. Особенно хороши у нее большие голубые выразительные глаза, обрамленные густыми длинными черными ресницами.

— Ты совсем маленькая, — сказал Гурейка, — Не бойся меня, я тебя не трону. Встань, — потянул он ее за руку. — Садись вот на стул.

Она перестала плакать и села.

— Расскажи, что ты тут делаешь?