— Сами, — утвердительно киваю я, и мы направляемся к крыльцу, вокруг которого, с оружием наголо, стоит наш десяток.
Открываю дверь, которую, давно не смазывали, и она противно скрипит. Кто-то ворочается на полу, и я, делаю шаг вперед, все остальные за мной. В углу топчан, на нем спит рахдон, тварь ненавистная, именно он командует караваном, и он еще какое-то время поживет, в отличии от своих охранников. Наклоняюсь к одному из тех, кто лежит на полу, и резким взмахом боевого ножа вскрываю ему всю гортань, он хрипит, дергается, но мой сапог упирается ему в грудь и не дает пошевелиться. Курбат и Звенислав пристраиваются рядом, и еще два трупа. Наши парни, бывшие оборвыши штангордские, присоединяются к нашему делу. Опять мелькнула мысль о волках, которые точно так же приучают свой молодняк к охоте, извечный метод обучения — делай как я. Как же все-таки люди похожи на серых хищников.
Вот и сделано, что задумано, и здесь все мертвы, кроме нас и рахдона, разумеется. Пол залит кровью, запах спертый, дрянной, но наши "гвардейцы босяковые", все же опробовали себя в деле. Позже, возможно, кому-то из них станет плохо, муторно, но вряд ли и, скорее всего, они отнесутся к этому событию как к работе. Наши парни зажигают в комнате свет, Курбат и Звенислав вяжут проснувшегося рахдона, а я иду по небольшому коридорчику к комнате, где живет почтовый смотритель. А вот и она, дверь в комнату, и даже не прикасаясь к ней, я знаю, что она заперта изнутри. Прислушиваюсь, хозяин не спит, и остальные, кто с ним рядом, они тоже не спят, боятся. Почему, ведь нас они услышать не могли, комната угловая, глухая, без окон и форточек? Не знаю, но скорей всего, ожидали какой-то пакости от своих постояльцев. Ну-ну, сидите мыши тихо, такова ваша жизненная юдоль.
— Хозяин, — окликнул я тех, кто заперся в комнате.
— Что-о-о? — раздался изнутри испуганный голос.
— Меня зовут Пламен, сын Огнеяра. Мы захватили караван с золотом и к утру уйдем, ты остаешься жить, так же как и возницы повозок. Чуешь, что говорю?
— Да-а-а, понимаю.
— Появятся рахдоны, передай им, что бури вернулись.
— Все сделаю, — ответил дрожащий голосок. — Только не убивайте.
— Кому ты нужен, подстилка рахдонская, — пробурчал я сам себе, возвращаясь в общий зал, где было светло почти как днем, а наши парни шустро оттаскивали тела охранников каравана в угол.
Рахдон, серолицый толстяк, с отвисшими губами и помокревшими ночными штанами, сидел привязаный к высокому стулу. Мы чуяли его прямо-таки животный ужас, и запах, еле уловимый запах чего-то настолько противного, что нас чуть на изнанку не выворачивало. Что это такое, мы не понимали, но зверь, сидящий в глубине каждого из нас, чуял запах своего старого и исконного врага. Ничего, пока перетерпим, а там разберемся, что это такое.
— Вы напали на отряд под знаменем серого дракона! — выкрикнул рахдон, все же пытается держаться, сволочь. — Меня зовут…
Курбат ударил его по толстым губам тыльной стороной ладони, разбивая их в лепешку, и сказал:
— Нам все равно, как тебя зовут.
— Это точно, — подключился Звенислав. — Мы просто хотим тебя попытать.
— Ну, — я пожал плечами. — Не любим мы ваше поганое племя.
Караван-мастер, так называлась должность рахдона в официальных бумагах, сглотнул кровь набравшуюся в рот и прошамкал:
— Хто вы?
— Бури, — Курбат посмотрел ему прямо в глаза, — слышал про таких?
— Их же не осталось, всех извели, — страх отразился в заплывших жирком, глазенках-пуговках рахдона.
— А вот и не всех, — горбун продолжал всматриваться в глаза караван-мастера. — Мы пришли мстить, и ты первый, кто нам попался. Ты представляешь, что мы с тобой сделаем?
— А-хх-рр, — неожиданно захрипел наш пленник, резко дернулся всем телом с такой силой, что сломал крепкий дубовый стул, к которому был привязан и, почему-то, помер.
— Чего это с ним? — спросил я Курбата.
— Вот, гадина, — горбун привстал и пнул мертвеца в живот, — подох. У него вроде, как сердце остановилось. Похоже на такое.
— А-а-а, ладно, — усмехнулся Звенислав, — не очень-то он нам и нужен был. Айда во двор, добычу смотреть.
Мы вывалились толпой во двор яма, и обомлели. Никогда не видел столько золотых слитков, да мы их и не видели никогда до этого момента, если быть совсем точным. Наемники Кривого Руга вскрывали опечатанные ящики на повозках, и вываливали все добытое в центр двора, куча росла, и здесь было явно больше, чем полтонны, хотя, могли бы и раньше об этом подумать. Девятнадцать повозок, на каждой по двести слитков по килограмму каждый, в окованных железом ящиках. Итого: почти четыре тонны драгоценного металла. Откуда? Ответа нет, бумаг и накладных нет, охрану изничтожили, караван-мастер помер. Ой-е, и чего делать теперь? Вот ведь как случается, мало добычи, плохо, а много, опять ничего хорошего.
— Что делать будем, Кривой? — спросил я пахана, тоже ошалевшего от того, что он увидел.
— Не знаю, — он, как обычно, почесал затылок. — Заберем сколько можно, и бежать, пока при памяти и след чистый.
— И сколько забрать сможем?