Стереть из памяти

– Да, он. А знаете, кто меня научил разбираться в снастях и вообще любить рыбалку? Ваш дед Андрей Сергеевич Ковалев. Он нас с вашим отцом еще мальчишками пристрастил к этому делу.

Сколько Лика себя помнила, папа никогда не ловил рыбу. И удочек в их доме отродясь не было. Так она и сказала Таланову.

– Разлюбил, значит, с годами. А я, каюсь, грешен, до сих пор люблю это дело. Думаю, Андрей Сергеевич был бы доволен успехами своего ученика.

Сквозь открытую дверь в коридор они видели, как Николай зашел в дом, стащил и пристроил на вешалку куртку, снял резиновые сапоги. Высокие, добротные, бывалые. Один сапог не устоял, завалился, да так и остался лежать. Николай, не обращая внимания на подобную мелочь, шагнул в кухню.

– Доброго всем вечерочка.

– Здравствуйте, Николай, – вежливо ответила Лика, а мужчины пожали гостю руку.

Долго разбирали укладку со спиннингом, обсуждали достоинства разных видов катушек, грузил и крючков. Лика заскучала и поэтому, не привлекая внимания, ускользнула из кухни, прошла в одну из комнат, куда Антон затащил ее чемодан, открыла его, чтобы переодеться.

Затем она позвонила в больницу, чтобы узнать, как Викентий. Без изменений. Сообщать его жене, что с Викентием произошла беда, или подождать? Он вряд ли был бы рад, если бы жена узнала, что он уехал проведать любовницу. А если представить дело так, что они в командировке? А что, пожалуй, это идея. И можно попросить Илью Таланова, чтобы он ей подыграл.

Да, точно. Она скажет, что они приехали в Сестрорецк на переговоры с компанией «ПитСтройТрест». Она остановилась у знакомых, а Викентий в отеле, и там произошло преступление, в результате которого он оказался в больнице. Позвонить или подождать? А если Викентию станет хуже? А если он, наоборот, придет в себя, то, наверное, захочет, чтобы рядом оказался кто-то близкий. То есть жена.

Еще совсем недавно эта мысль повергла бы Лику в страшное уныние, но сейчас ей было совершенно все равно. Ее не волновали Викентий и его законная супруга, только оставшийся на кухне человек, о существовании которого она не вспоминала двадцать лет. Потерянные годы, что тут скажешь.

Лика вытащила телефон и решительно набрала номер жены Викентия.

– Татьяна, здравствуйте, – сказала она, когда та взяла трубку. – Это Гликерия Ковалева.

– Да, Лика, я вас слушаю, – отозвалась Татьяна Леонтьева.

Если она и подозревала, что коллега мужа – не только его финансовый директор, но и фактически «рабочая жена», то виду никогда не показывала. Впрочем, встречались они нечасто, лишь на новогодних корпоративах да еще на юбилеях, куда принято приходить с женами.

– Татьяна, Викентий в больнице в Сестрорецке.

– Как? Что случилось?

Лика заученно оттарабанила вымысел про командировку, а потом рассказала про отравленную воду в номере.

– Он выживет? – У Татьяны дрогнул голос.

– Да, разумеется. Врачи говорят, что его жизнь вне опасности. Они делают все, что необходимо, но я решила, что вам, наверное, надо знать. И если вы захотите быть рядом, то…

– Разумеется, я сегодня же выезжаю, – твердо заявила Татьяна. – Сейчас позвоню брату, чтобы отвез меня на машине. Так будет быстрее всего. Вы не знаете, где там лучше остановиться?

Лучшей гостиницей была, разумеется, «Зеландия». Но звать туда ее Лика поостереглась. Мало ли что наболтают сотрудники! Конечно, она не ночевала с Викентием, но все-таки это был именно ее номер, и Татьяне совсем необязательно про это знать.

– Я подберу вам варианты, – сказала она в трубку, – и скину в сообщении.

– Да, хорошо.

Словом «спасибо» Леонтьева себя не утруждала. Впрочем, не за что ей было благодарить Лику, совсем не за что. Закончив неприятный разговор, Лика решила, что надолго уединяться в чужом доме все-таки некрасиво, а потому пошла обратно к мужчинам. Голоса, доносящиеся из кухни, свидетельствовали, что тема рыбалки до сих пор не исчерпана. Лика вздохнула.

Запнувшись о валяющийся на полу сапог, она потеряла равновесие и едва не упала. Сапог отлетел к другой стене, Лика наклонилась, чтобы его поднять, бросила случайный взгляд на подошву и остолбенела. На каблуке сапога, принадлежавшего Николаю, был искусно вырезан дубовый лист.

«У него были сапоги с набойками, оставляющими характерный след – дубовый лист. Там эти дубки были повсюду. И все сорок третьего размера», – у нее в ушах звенел старческий, надтреснутый голос полковника Марлицкого. На влажном песке рядом с телом Регины Батуриной всюду отпечатались следы мужских сапог с характерной набойкой. Такие были у ее деда, Андрея Ковалева, и именно эти следы заставили его старого друга поверить, что дед был на пляже и разговаривал с Региной. Там еще были следы, оставленные дочерью Марлицкого Анной. Но они сейчас к делу отношения не имеют.

Она схватила второй сапог. Да, тоже дубок. А в центре подошвы размер. Сорок третий. Сапоги были тяжелые и вид имели заслуженный. Толстая резина местами потрескалась. С сапогами в руках Лика прошла на кухню. Разговаривающие мужчины замолчали, видимо слишком дикий вид у нее был.

– Ты чего, Луша? – спросил Антон с легкой тревогой в голосе.