Стертый мальчик

«А я тебя», – отвечал я, поворачиваясь к ней спиной и поглаживая теплую простынь до тех пор, пока не чувствовал на ладони запах ее лавандового крема.

Под подушкой снова зажужжал телефон. Вибрация становилась громче и настойчивей, и, наконец сфокусировав размытый взгляд, я уставился на перекладины кровати у меня над головой. На этой двухъярусной кровати я спал даже в старшей школе, потому что иногда по ночам приходила мама и засыпала на верхней койке, свешивая тонкую руку. Теперь я представлял, как трескается дерево, как сыплются на меня доски. После нескольких нескончаемых жужжаний я залез под подушку и щелкнул крышкой телефона.

– Почему ты не отвечаешь на звонки? – спросила Хлоя.

– Просто устал, – солгал я.

Я знал, что только она могла по-настоящему меня утешить, но боялся, что если расскажу о своем провале в салоне, то приоткрою завесу над тайной, которую еще никому не был готов доверить. И дело даже не в том, что я не походил на отца и не мог продолжить его работу; я боялся, что не подхожу ни для какой угодно Господней работы, что из-за определенных побуждений и мыслей я уже играю в другой команде.

– Гроза.

От волнения тон ее голоса всегда повышался на октаву. Хотел бы я быть парнем, готовым ее защитить и успокоить, пусть сейчас и казалось, что я нуждаюсь в ней больше, чем она во мне.

– Все будет хорошо, – сказал я.

Когда я смогу ей открыться? И как скажу об этом? И, если я признаюсь Хлое, что помешает ей сразу же бросить меня ради кого-то более перспективного, кого-то с меньшими проблемами? Я понимал: неправильно думать, что она сразу со мной расстанется. Хлоя так легко не отступит, я никогда не встречал столь оптимистичного человека. Но я не верил, что она останется со мной, что мы будем и дальше встречаться, узнай она о моем изъяне. Едва сознавшись, я тут же перечеркну и без того слабую надежду на нормальную жизнь. Справься я самостоятельно и будь у меня время, я бы сохранил нашу невинность. Если бы мне это удалось, я бы ужился с обманом, считая свои прошлые желания лишь сатанинским искушением. Я бы испытал радость от того, что устоял перед ним, сдержал себя и выбрал жизнь с Хлоей. В то время такой ход мыслей не казался мне эгоистичным.

Теперь мы перешли к молчаливой части нашего разговора. В этой части я обычно злился, потом чувствовал вину, а затем скуку. Однако, несмотря на скуку, меня не оставляло чувство, что Господь хочет, чтобы мы были вместе. Разве могло быть иначе? Разве могла церковь ошибаться? А то, что я чувствовал, было, возможно, побочным проявлением нашей незрелости. Мы должны были перерасти ее, должны были срастись друг с другом, с Господом. Поэтому каждый вечер часами мы молчали в трубку: Хлоя на одном конце, с книжкой или уставившись в телевизор, я на другом с видеоигрой – в ожидании неловких реплик друг друга.

Я отбросил простыни, поднялся и сел посреди спальни, скрестив ноги и зажав телефон между ухом и плечом. Сгоревшие на солнце колени жгло; я чувствовал исходивший от кожи лимонный запах моющих средств. Включив телевизор, взял джойстик от приставки и нажал на кнопку. Зажглось меню, а потом на экране возник высокий мужчина с торчащими в стороны черными волосами. Он стоял посреди леса. На нем была подбитая мехом кожаная куртка; с широкого черного пояса свешивалась длинная цепь. В руках он держал меч, который завораживал меня не столько потому, что был наполовину мечом, наполовину ружьем, сколько потому, что его рукоятка была отделана блестящими серебристыми камнями. Они напоминали мне мамину коллекцию браслетов «Брайтон», которые при любом свете сверкали на ее тонких запястьях и ослепляли своей невероятной красотой.

Смысл игры заключался в передвижении из одного городка в другой в поисках определенных объектов и заданий. Опасности подстерегали на каждом шагу: машин в этом мире почти не было, поэтому приходилось передвигаться пешком, и в самый неожиданный момент экран словно засасывало в воронку, краски леса размывались, и передо мной оказывался враг, обычно какая-нибудь химера, словно соскочившая со страниц средневекового бестиария, некто вроде плюющей зеленой слизью лошади с рычащей львиной головой, ветками вместо рук и собачьими клыками. Победа над врагом приносила не только новое блестящее снаряжение, которое ловко добавлялось на предметную панель, но и полное удовлетворение от достигнутого.

Словно порядок, восстановленный из хаоса. Дух Божий, парящий над водами в «Бытии». Или Творец, пронзающий Левиафана в Книге Иова.

Бывало, я часами неподвижно сидел, уставившись в экран, где в барочном дворце персонаж игры чесал в затылке и стоял в позе контрапост – перенеся вес на одну ногу и чуть задрав бедро; в позе, которую любой сотрудник автосалона счел бы женственной и вызывающей. Я чувствовал, что если шевельнусь, то разрушу чары и снова окажусь в мире, в котором я уже слишком взрослый, чтобы залезать к маме в кровать из страха перед адом.