Стертый мальчик

Когда в наш студгородок пришла зима и затянула льдом треугольные островки травы между корпусами, мы стали проводить все время вместе: смотрели фильмы в общежитии, устроившись теплой ленивой кучей на кровати – ноги-руки врастопырку, – пока холодный ветер сочился сквозь оконные щели. Мы были неразлучны. Общие друзья употребляли слово «жуть», описывая то, как мы переплетались друг с другом, как заканчивали друг за другом предложения и ходили в кафе, только если все проголодаемся (даже наши желудки работали синхронно). Мы не говорили о родителях, которые, если бы и были знакомы, то отнеслись бы друг к другу настороженно – мои родители никогда, ни на дюйм, не приближались к району, где жили родители Чарльза и Доминик. Но нам было все равно. Мы проводили время под защитой двухъярусной койки и светящегося экрана.

– Если что, вы можете поговорить с нами после просмотра, – сказал седовласый старик, указывая на других мужчин, стоящих в проходах. Его палец вычерчивал невидимые линии – так жестикулирует бортпроводник перед взлетом. – Иисус в силах смыть с вас грехи, одеть вас в белые одежды. Он поможет вам уйти сегодня с чистым сердцем.

Я опустил взгляд на свои ступни, в темноту; мне хотелось соскользнуть туда до того, как закончится фильм.

Я не поднимал головы. Мы с Чарльзом и Доминик умели игнорировать все что угодно. Однажды мы зашли в магазин «Джей Си Пенни», чтобы купить Чарльзу джинсы, – и нас чуть не выгнали оттуда: белые сотрудники магазина злобно на нас поглядывали, преследуя по всему залу, завешенному разноцветными рубашками. «Почему ты с ними?» – вопрошали их взгляды. Мы в спешке покинули магазин, молча вернулись в студгородок и выпили в общежитии полбутылки виски. Потом наблюдали, как одно из трех дурацких студенческих братств декламирует свое дурацкое кредо в дурацком дворе кампуса. Какой ты, блин, тощий. Выпей.

В моей тайной жизни психолог повернулся ко мне и спросил:

– Можете рассказать о своем первом сексуальном опыте? О самом первом.

При других обстоятельствах вопрос прозвучал бы просто неприлично. И все же я не мог избавиться от чувства, что этот человек превышает свои полномочия. «Чушь какая-то эта терапия, – подумал я. – Мне она не нужна. Мне не станет лучше, если я расскажу о своих сексуальных фантазиях какому-то незнакомцу». К тому же этот человек женат – что он может знать о геях? Но психолог продолжил упорно расспрашивать меня о моих фантазиях, самозабвенно кивая и предлагая поделиться подробностями моих мечтаний и сексуальных привычек, а потому я приготовился к долгому разговору. Вникал он не ради личного интереса – он оставался равнодушным профессионалом. Это было заметно по тому, с какой профессиональной небрежностью он кивал, с каким беспокойством хмурил брови. С искренним беспокойством.

– Кажется, мой первый раз был с Брэдом, – сказал я.

– Что за Брэд?

– Парень из старших классов – заядлый спортсмен.

– А вы спортом занимались?

Я помолчал. В его вопросе крылся какой-то подтекст.

– Несколько лет ходил на тхэквондо.

– Расскажите, что у вас было с Брэдом, – предложил психолог. – Без излишних подробностей.

– Без излишних подробностей? Ну, Брэд был моим близким другом. В выходные я, как обычно, приехал к нему в гости. Помню, у них был ремонт. Дом был очень красивый, большой, двухэтажный…

– И что же произошло в этом доме?

– В одной его части ремонт еще не был закончен, и мы пошли посмотреть. Родители Брэда куда-то уехали, мы поднялись по деревянной лестнице, которая вела на чердак, и тут Брэд так странно посмотрел на меня… Мы отодвинули пластиковую занавеску, залезли на чердак и оба… Ну, мы оба…

– Совместная мастурбация?

Я не мог поверить, что он произнес вслух эти слова. Меня словно окатили ледяной водой. Он произнес их, будто это был медицинский термин, но в его интонации звучало легкое отвращение.

– Да.

Я посмотрел в окно на пустырь напротив и, хотя снег еще не выпал и, скорее всего, в этом году уже не выпадет, вспомнил бабушку, которая танцевала со мной на мягком ковре в прихожей и напевала выдуманные индейские гимны, то и дело прикрывая рот морщинистой рукой, и как после этих молитв неделю шел снег – самый долгий снегопад за всю мою жизнь; и теперь я понял, что абсурдная магия веры порой работает. Сила в горчичном зернышке, в крошечной снежинке – об этом была моя терапия.

– Не думайте о нашем разговоре как о терапии, – продолжал психолог. – Мы просто болтаем.

Вместе со словами «зависимость», «ненависть к себе», «скрытность», «эгоизм» история моего детства и сексуального развития обретала новые краски и ассоциации. Психолог предполагал, что за моим стыдом скрывается целая экосистема. Я обязан был разобраться в ней. Едва я загляну внутрь себя, как обнаружу там извивающуюся массу бессознательного. «Дождевые черви, – думал я. – Они нежатся на поверхности влажной почвы. Их не было здесь раньше, но после дождя они появились».

– Вы уже заполнили заявление? – спросил психолог.

– Еще нет, – ответил я.

– Этим и займемся. Не стоит терять время.

Он откинулся на спинку кресла, которое заскрипело под его весом.