Стервы

— Погодите, а это здесь откуда? — спросила она, заметив у ног Глории пистолет.

— Это пистолет Бастиана, — вырвалось у Глории раньше, чем она сообразила, что говорит. Лицо Веры совершенно застыло.

— Уезжайте, — быстро проговорила она. — Не теряйте времени. Я обо всем позабочусь.

— Вера, я не могу допустить, чтобы ты…

— Уезжайте, я сказала! Я попрошу Фреда и Дага убрать отсюда тело. Какой коп станет лезть из кожи вон, чтобы выяснить, что это случилось с каким-то паршивым гангстером? А вам обоим нужно уезжать, и как можно быстрее.

Джером наспех чмокнул сестру в щеку.

— Я напишу тебе из Нью-Йорка.

Он скользнул на место водителя и повернул ключ зажигания. Автомобиль задрожал и ожил. Глория по-прежнему не двигалась с места, глаза ее были прикованы не к покойнику, а к красному на снегу.

— Глория! — Она почувствовала, как Вера легонько трясет ее за плечо. — Вы должны уехать, пока не появилась полиция. — Вера подвела ее к дверце пассажирского сиденья. Еще не открыв дверцу, прислонилась лбом ко лбу Глории. — Ты позаботишься о моем брате вместо меня, ладно? Я очень на тебя надеюсь.

Так ласково Вера с ней еще никогда не говорила.

— Ладно, — услышала свой голос Глория. — Позабочусь. — Потом дверца маминого автомобиля захлопнулась, и Джером медленно повел машину по улице, а снег почти сразу заметал следы шин.

***

Им удалось не опоздать.

На платформе они были в 23.52. Вскоре должен был подойти полуночный экспресс. Глория держалась в пяти-шести шагах от Джерома. Не хотелось, чтобы их видели вместе, если вдруг встретятся знакомые. В одной из вокзальных уборных Джером постарался, как мог, привести себя в порядок, но на губах и щеках остались глубокие царапины, а под правым глазом расплылся синяк. Джером надвинул на лицо широкополую фетровую шляпу, которая скрыла слишком явные следы драки.

Стрелка на часах постепенно приближалась к полуночи. Глория, прогуливаясь по платформе, поравнялась с Джеромом.

— Мне все равно, увидит ли нас кто-нибудь вместе, — сказала она.

— Вот и хорошо, — ответил он.

— Что же нам теперь делать? — спросила она. Не так она себе представляла начало их новой жизни с Джеромом. Все должно было быть не так.

— Я хочу, чтобы ты меня выслушала, — сказал он ей. — Для тебя — и для всех остальных — это я убил Тони.

— Но, Джером…

— Послушай же меня, — настаивал он, приблизив к ней лицо. — Я его убил, вот и все. И банда, и полиция — все будут искать меня. Для них я всего-навсего ничтожный негр, лучше мертвый, чем живой. Поэтому мне нужно бежать. Но если даже я поеду в Нью-Йорк, Карлито и люди Аль Капоне станут разыскивать меня повсюду. Мне придется все время скрываться. Тебе же, Глория, — продолжил он ласково, — тебе не нужно страдать. Ты можешь остаться здесь, в безопасности. — Он грустно посмотрел на свои руки, потом снова заглянул ей в глаза. — Я люблю тебя, Глория. И потому, что люблю, я не могу допустить, чтобы ты поехала со мной.

У Глории что-то оборвалось в груди. Джером был прав, это она хорошо понимала. Пока жив Карлито, ей с Джеромом неизбежно придется прятаться. И виновата в этом была она сама. Не вернись она тогда в «Зеленую мельницу», то и не встретилась бы с Карлито, он бы не набросился на нее, Джерому не пришлось бы ее защищать и…

Раздался пронзительный свисток.

К перрону, пыхтя, подполз экспресс. Глория заглянула в глаза Джерому.

— Я люблю тебя, — сказала она, и эти слова прогнали из мыслей все остальное: страх перед местью Карлито, неуверенность в их будущем — одним словом, все.

Вдоль вагонов прошли кондукторы, открывая двери.

— Посадка! — выкрикнул один из них. — Полуночный экспресс до Нью-Йорка! Конечная станция — Грэнд-Сентрал.

Джером, отбросив осторожность, поцеловал Глорию в щеку — на прощание — и заспешил.

— Будь умницей, — сказал он, взваливая на плечо кофр и подхватывая другой рукой чемодан. И двинулся по перрону, словно в замедленной съемке, а Глория осталась.

— Джером! — окликнула она его, а он уже взобрался по ступенькам в вагон, остановился на площадке и, повернувшись, бросил на нее взгляд.

— Ой, чуть не забыл! — воскликнул он и полез в карман. Достал оттуда сережку — бабушкину, ту самую, которую Глория обронила в «Зеленой мельнице». Протянул ей на ладони. — Вот за чем я возвращался в квартиру.

Глория подбежала, поднялась на площадку.

— Лучше я поеду с тобой — что бы ни было, как бы плохо нам ни пришлось, но это лучше, чем жить где угодно без тебя.

— Ты хорошо подумала?

Прозвучал предупредительный свисток. Вокруг них толпы пассажиров заполняли вагоны, располагались на своих местах, раскладывали по полкам багаж.

— Легкой жизни у нас не будет, — сказал ей Джером. — Легкая жизнь закончилась. Я не обижусь, если ты останешься. Я пойму тебя.

Глория во все глаза смотрела на мужчину, который перевернул всю ее жизнь, впустил ее в свое сердце, научил петь — и не только на эстраде, но и в жизни. На мужчину, ради которого она совершила убийство. Она подумала о том, как они станут жить в Нью-Йорке, ни на минуту не забывая, что Карлито охотится на них. Потом подумала, что ждет ее в Чикаго одну-одинешеньку.