Стигал

…В тот же день утром уже во главе наряда пожарников я вновь поехал на место пожара к своему УБР, а нас даже близко не подпустили – все оцеплено военными, идет спецоперация по ликвидации бандформирований. По правде, я в тот день о пожаре даже не думал, меня волновала судьба Руслана. По этому поводу никакой информации не было, а пожар без подпитки еще сутки догорал, сам погас. Тем не менее в главке оценили мои почти героические действия. Меня по телефону поблагодарил лично министр энергетики России, сказал, что меня представили к правительственной награде, а еще сказал о премии в размере трех окладов. Казалось бы, что жизнь понемногу налаживается, даже стала немного прослеживаться перспектива моих детей (хотя бы и в мечтах – сын, пусть и раненный, но живой и вне конфликта, и Шовда радует меня, она тоже не здесь), как вновь меня вызывают на совещание в Гудермес – прибыл глава временной военной администрации. Вместе с главой на одном самолете прибыл и наш генеральный. И я знал, что на совещание по рангу должен поехать он. А тут выясняется, что и меня лично и непременно вызывают тоже. Помня о последнем совещании, я был несколько встревожен, а в самом здании администрации мне один знакомый, здороваясь, на ухо прошептал: «Твои дела неважны. Крепись». В зале заседаний все места обозначены поименно. Мое оказалось у самых дверей. И я, примерно зная, что мне предстоит, заранее поставил перед собой стакан воды, уже понимая, что от очень сильного волнения горло перехватывает, говорить не могу. Однако на сей раз до этого просто не дошло – еще до начала совещания ко мне подошел военный, представился прокурором, попросил выйти в коридор, а там еще двое очень вежливо, но потребовали следовать за ними.

– У меня совещание, – удивился я. – Глава администрации вызвал.

– Глава администрации в курсе, – был ответ. – У нас к вам несколько вопросов.

На огороженной территории правительственного комплекса, в самом углу, оказывается, отдельно стоит мрачное здание военной комендатуры и военной прокуратуры. Меня провели на второй этаж. В кабинете уже ждал довольно молодой человек в гражданском:

– Олег Викторович, – представился он, но руку не подал, зато предложил сесть.

Я уже знал, о чем будет речь. И был более-менее спокоен. Ибо, как говорится, пролетариату нечего терять кроме своих цепей. Вначале вопросы были протокольно-анкетные, а потом резко:

– Что случилось с вашей служебной машиной?

– Отдал Руслану.

– Какому Руслану? Когда? Как? Все поподробнее.

– Поподробнее? – переспросил я и стал рассказывать, что было пять лет назад, какие и тогда были зверства, как я угодил в подвал, где встретил Ольгу Сергеевну.

– Вот эта лирика не нужна, – перебил он меня.

– По вашему – это лирика?

– Здесь вопросы задаю я.

– А вы сказали поподробнее.

– Меня интересует Руслан. Как и где он познакомился с вашим сыном? Когда в последний раз вы видели своего сына и где он сейчас?

– Какого сына?

– А у вас еще есть сын?

– Был. Вы убили.

– Я убил?.. Мы наводили здесь конституционный порядок и ведем контртеррористическую борьбу… Отвечайте на вопрос.

– Я арестован?

– Ваш сын террорист. А вы подозреваемый в пособничестве боевикам.

– Да? – выдал я. – Вы так считаете? А я старше, кое что повидал и скажу вам, кто способствует боевикам, конкретно Руслану и моему сыну, – те, кто убил матерей, бабушек и братьев этих ребят.

– Мне знакомо ваше досье.

– Хм, это для вас «досье», а для меня моя жизнь, моя семья, дети.

– Отставить! – ударил следователь кулаком по столу. – Отвечайте на вопрос – когда вы видели своего сына?

– Пять месяцев назад, в сентябре, – после небольшой паузы ответил я. – Когда ракетой убили мою жену и старшего сына…

– Отвечайте на вопрос, – вновь перебил он меня. – Не то отведу в подвал, и там иная будет беседа.

– Как скажете, – ответил я дрожащим голосом, но это не от страха перед подвалом, точнее, не только от этого, а оттого, что вновь какая-то внутренняя сила или боль стала перехватывать дыхание.

А следователь продолжает:

– Отвечайте конкретно, когда вы в последний раз видели своего сына-боевика?

– Отвечаю конкретно… На следующий день после ракетного удара мы были в горах, в родовом селе похоронили кое-какие фрагменты… то, что осталось от жены и старшего сына, а еще через пару дней мой младший сын ушел… С тех пор я его не видел, а до этого он не был боевиком, и сейчас я об этом не знаю, не видел.

– Зато мы все знаем и видим.

– Тогда зачем вы у меня это спрашиваете?

– Хотим выяснить степень вашей вины, вашу роль.

– У меня роль родителя. А у вас есть мать, семья, дети? – почему-то спросил я.

– Неважно! – почти крикнул молодой следователь.

Он встал. Видно, что разозлился. Склонился надо мной:

– А мы еще знаем, что у вас дочка в Москве.

Теперь мне действительно стало страшно. Даже дышать тяжело. А следователь напирает:

– А сейчас вы расскажете, как встретились с Русланом, как отдали государственную машину. А они с вашей помощью и при вашем пособничестве улизнули… Ну?

Я хотел все, как есть, рассказать, но мне уже было тяжело, и я попросил:

– Дайте мне воды.

– Может чай или кофе… с молоком?