Стигмата

         Революция . С тех самых пор, как она увидела бойню, учинённой посреди Сан-Марко покойным президентом Берлиньери, её не покидало ощущение, что вселенная вокруг перевернулась в одночасье. Она до сих пор, три месяца и избирательную кампанию спустя, не могла избавиться от этого чувства.

        Революция была великой. Революция была страшной. Революция вырвала Марцию из летаргии, обрушив её на колени. Революция дала ей шанс. Единственный шанс.

        И все усилия пропадут даром, если Марция упустит его.

        Лимузин миновал последнюю баррикаду на Кьяроччини. Никто не убирал её; бетонные блоки и мешки с песком, стальные ежи и решётки, знамёна Марции и цветы, цветы, цветы. Ван Хаутен обернулась, когда лимузин проезжал мимо; лицевая сторона баррикады была изрыта отверстиями от пуль. Кратеры от попаданий усеивали тротуар и зеркальную мостовую перед ней.

        Гравиоружие делало ужасные вещи с людьми. У тех, кто стоял на баррикадах в ту ночь, не было даже экзоскелетов.

        Но они победили.

        Она отвернулась. Впереди, из-за деревьев парка, выглядывал прозрачный купол Национального Собрания; ещё немного, и показался боковой фасад со скошенными колоннами, будто упиравшийся в землю. Знамёна, спадавшие вниз вдоль фасада, казались кровавой полосой.

         Кровь . Она была повсюду.

        Караул на контрольном посту вытянулся «смирно», взяв под козырёк шлемов, провожая проезжающий мимо кортеж — два автомобиля охраны и восьмиколёсный монстр, бронированный лимузин, между ними. Точно такой же лимузин, только на пятьдесят лет старше, не спас Радована Берлиньери от бесславной — и, по мнению ван Хаутен, преждевременной — гибели. Бывший президент больше не мог ответить за свои преступления перед народом: ни он, ни его кабинет.

        Об этом ван Хаутен сожалела больше всего.

        Лимузин остановился у тротуара перед Национальным Собранием. Сквозь стекло ван Хаутен видела, как из машин выходят, рассыпаясь веером, бойцы Службы государственной охраны, и как один из них подходит к лимузину и открывает дверь, выпуская её наружу. Стена тёплого, влажного воздуха ударила ей в лицо, шевельнув короткими рыжими волосами.

        Их ждал не дождь. Их ждала буря.

        Ван Хаутен вышла из лимузина навстречу выстроившемуся вдоль алой ковровой дорожки почётному караулу. Белый цвет её костюма показался ей самой тусклым под низкими тучами. Она бросила взгляд на своё отражение в стекле двери, будто в тёмном омуте — короткие рыжие волосы, острый нос, голубые глаза, утратившие цвет в тонированном стекле. И росчерк алого, приколотый сбоку к белой груди костюма.

        След крови.

        Прозвучала команда, и солдаты, как один, отсалютовали винтовками, глядя на неё. Репродукторы заиграли дробную поступь марша.

        Она зашагала вперед, мимо двух рядов караула, к высившемуся впереди Национальному Собранию. Охранники СГО остались позади, вокруг машин кортежа, и казалось, что вокруг неё всё застыло — и охрана, и почётный караул, и статуи у входа в Национальное Собрание, и парк напротив, и весь Сан-Марко.

        Вся Марция.

        Она шла мимо чёрных с золотом мундиров ВКС, коричневых — армии, тёмно-синих — ПВО, чёрных с алым — карабинеров, и зелёных с алым, невиданных ранее — Национальной республиканской гвардии. От белых плит площади вокруг поднимался жар; но фигуры в парадной форме, устремившие в небо сияющие штыки, были непоколебимы, как мрамор и гранит вокруг.

         Мне понадобятся тысячи таких солдат.

        Мраморные статуи провожали её взглядами, пока она поднималась по ступенькам входа. Эльвира Монтевекки, создательница Первой Республики, объединившая под её знамёнами заблудшую Марцию. Данте Франчезе, граф Чиано, кондотьер эпохи Консулата, рука об руку с Инессой Сеглине закончивший войну с сергалами. Костантино Капистрано, победитель Аугурии, трижды переизбранный президентом, стоявший во главе Второй Республики в зените её величия. И Франческа Кьяроччини, возглавившая низверженную Марцию в пламени и отчаянии Великой войны, последний президент Второй Республики — и первый президент новой, Третьей Республики.

         Казалось, будто их глазами смотрели столетия. Две сотни лет Третьей Республики. Четыре сотни лет Второй Республики. Сто пятьдесят лет диктатуры Консулата. И три столетия древней, уже полузабытой, Первой Республики.

        Эмилия ван Хаутен, избранный президент Светлейшей Республики Марция, остановилась, глубоко вдохнула, и переступила порог Национального Собрания.

        Сержанты-приставы в бронекостюмах замерли «смирно», когда она вошла в вестибюль. Она не раз была здесь прежде, в другом качестве — как сенатор от Ваальвийка, что на Ардуинне, а затем — как частное лицо, владелец и крупнейший акционер «Гъерт-Груммольд», владелец новостного и медийного концерна, кораблевладелец и акционер Торгового Флота. В Марции деньги и власть всегда шли рука об руку. Вопрос был в том, были ли это деньги ради власти — или власть ради денег.

        Тогда ван Хаутен сделала свой выбор. Тогда было другое время.

        Три месяца назад она сделала его вновь.