Стигмата

- Мы хотим жить в мире — но мир невозможен, пока в нашем небе рвутся торпеды и сверкают орудия. Мы хотим жить в безопасности — но пока на наших улицах не будет порядка, мы не сможем вздохнуть спокойно. Мы хотим процветания — но какое может быть процветание, когда враг сеет смерть на наших полях? Мы хотим свободы — но нашу свободу хотят уничтожить, истребить, растоптать, не оставив от неё даже памяти!

- И поэтому мы должны победить. Мы обязаны  победить. Ради мира в наших небесах. Ради покоя в наших городах. Ради труда, процветания и богатства нашей державы. Ради тех, кто пал, защищая наши миры от врага, от предателя, от узурпатора. Ради тех, кто только вошёл в этот мир. Ради наших славных предков. Ради жизни, свободы и счастья для каждого из нас.

- Вавилония хочет, чтобы мы пали. Даже сейчас на наши города падают вавилонские снаряды. Даже сейчас вавилонские корабли кружат в нашем небе. Даже сейчас вавилонские солдаты топчут землю Виттевира, землю Кафы. Даже сейчас Вавилония хочет раздробить нас, поработить нас, уничтожить нас. Стереть нас с лица Галактики.

- Мы не позволим  им сделать этого. Я  не позволю.

- И сейчас мы должны быть едиными. Мы должны забыть былые ссоры и обиды. Презреть трудности и невзгоды, стоящие перед нами. Выступить единым фронтом, единым целым. Только вместе наши предки прошли путь Исхода, чтобы подарить нам новое будущее. Только вместе Галактика обратила в бегство Богов-Машин и их прислужников. Только вместе мы заново выковали нашу Республику в горниле Великой войны. И только вместе мы можем победить сейчас.

- Вавилония думала, что мы слабы. Что мы низвёргнуты. Что Марция позабыла дни своей славы и доблести. Вавилония думала, что мы будем лёгкой добычей. Вавилония ошибалась. Мы были слабы — но мы станем сильными. Мы забыли о своей славе — но имена наших великих героев шагают за нашими плечами. Мы должны были исчезнуть — но мы живы. Мы живём. И мы будем жить!

- И только вместе, - твёрдо произнесла она, - только общими усилиями мы победим. Только вместе мы вернём себе былую славу — и заставим её греметь среди далёких звёзд. И только вместе мы сделаем Марцию сильной; сделаем Марцию цветущей; сделаем Марцию свободной. Сделаем Марцию великой!

        Зал молчал, неотрывно глядя на неё, застыв в ожидании.

- Да здравствует Марция. - проговорила ван Хаутен.

        Тишина замерла. И разорвалась громом.

- Смерть Вавилонии!

        Она смотрела, как зал Национального Собрания бушевал перед ней. Как сотни голосов, сливаясь в штормовой вал, возносятся под своды зала, ввысь, к небесам, словно сотрясая всю Вселенную вокруг.

- СМЕРТЬ ВАВИЛОНИИ!!

        Кричал Габриэле Зеро, вскинув вверх руку, стиснутую в кулаке. Кричал Каролис Станкевичус, привстав за трибуной президиума. Кричали депутаты и сенаторы в партере и на балконах, подавшись вперед, навстречу ей. Ввысь взметнулись алые вымпелы над головами бушующего зала. Министры, чиновники и даже высокие гости вскочили со своих мест; и всех и каждого объединял один бушующий, отчаянный, яростный клич:

- СМЕРТЬ ВАВИЛОНИИ!!!

        Они были в её руках.

        Через полгода они станут критиковать её. Через год - возненавидят её. Через два года — возжелают уничтожить её. Она видела этот цикл слишком много раз, чтобы думать иначе.

        Но сейчас, молча подумала ван Хаутен, они были в её руках.

СМЕРТЬ ВАВИЛОНИИ!!!

СМЕРТЬ ВАВИЛОНИИ!!!

СМЕРТЬ ВАВИЛОНИИ!!!

***

        Виэр проснулась.

        Солнце настойчиво сияло за большим, во всю стену, окном, но ей стоило больших усилий открыть глаза и хотя бы поднять голову с подушки. О более радикальных шагах — например, сесть на постели — и речи идти не могло.

        Виэр зевнула, щурясь от света. Верхняя половина окна была предусмотрительно затемнена на ночь глядя; но когда твоё окно смотрит в сторону восхода, это не особо помогало. Во всяком случае, большую половину года.

        Осенью, или даже зимой, вид отсюда был прекрасным. К сожалению, майор Къелльберг не каждую зиму проводила у себя на квартире.

        Виэр снова зевнула. И широко открыла глаза.

        Диван, стоявший рядом, у ограждения верхнего яруса комнаты, был пуст. Измятая подушка лежала на полу; одеяло было яростно отброшено на бордовую спинку дивана. Покрывало было смято. На самом диване было ни души.

        Сердце Виэр замерло. И застучало снова, когда она, наконец, заметила время в углу зрения; было уже начало двенадцатого. Здесь, в Вышеграде, это была середина утра.

        Она выдохнула. Значит, ничего страшного не произошло. Но?..

        Виэр собрала волю в кулак и села на постели. Следующее усилие над собой — откинуть одеяло и свесить ноги с кровати — далось ей уже куда легче.

        В такие моменты она скучала по бронекостюму. Бронекостюм, по крайней мере, мог поставить на ноги даже мёртвого.

        Иногда — буквально.

        Нетвердо ступая со сна, она подошла к ограждению. Однокомнатная квартира была двухъярусной: наверху были спальня и ванная комната, а внизу — кухня и то, что считалось гостиной, раскинувшейся у подножия огромного окна.