Стигмата

        Карьюлаани подошёл ближе. Он сглотнул, разглядывая обтянутые кожей бедренные кости, тонкие иссушенные руки, почерневшие и скрюченные пальцы на руках, лишённые ногтей. На её груди темнели кровавые пятна.

        Он остановился.

        Она была почти мертва. Система жизнеобеспечения регулировала её дыхание, практически невозможное в таком положении, и обеспечивала минимально необходимые функции организма; но без этого Крочесни не прожила бы дольше нескольких минут. Масштабная полиорганная недостаточность и крайнее истощение убили бы её.

        Человеческий организм весьма хрупок. Карьюлаани, выпускник Академии МГБ, знал об этом не понаслышке. Смерть от распятия обычно наступала в течение нескольких суток — от удушья, болевого шока, патологий внутренних органов и остановки сердца.

        Крочесни провела в таком виде две недели.

        Он с трудом сглотнул, глядя на распятую женщину снизу вверх. Грудь с выступавшими рёбрами едва двигалась в такт жужжанию системы жизнеобеспечения. Он мог разглядеть трубки, уходившие в её тело, и белый ошейник ограничителя, опоясывавший сухую, с выступающими позвонками, шею.

        Некоторые вещи просто нужно было сделать. Какими неприятными они не были.

        Карьюлаани отвернулся. Стремянка стояла в углу камеры, прислонённая к стене. Он сходил за ней и вернулся обратно, держа сложенную стремянку в руках. Всего три ступеньки. Этого хватало.

        Он поставил стремянку перед распятой, содрогаясь от отвращения. Он ненавидел эту часть своей работы изо всех сил; но сегодня была его очередь.

        Он встал на стремянку. Металлические ступеньки звякнули под его каблуками. Ему в нос ударил отвратительный запах давно немытого тела, плохо заживших ран и подступающей смерти. Карьюлаани сцепил зубы и заставил себя посмотреть вниз. Бёдра распятой были широко раздвинуты — исключительно из соображений удобного доступа.

        Крочесни вдруг застонала. Это был едва слышный скрипящий звук, в котором с трудом можно было расслышать что-то человеческое. Она слабо двинула головой, пытаясь посмотреть на него, и Карьюлаани смог разглядеть её лицо, острое и осунувшееся.

        Из-под полуприкрытых век на него смотрели опустевшие лиловые глаза. Когда-то они были лиловыми, покраснев от лопнувших сосудов и крайнего изнеможения. Уголки глаз слезились; вязкие слёзы стекали вниз по грязным щекам, но взгляд был лишен каких-либо эмоций, кроме пустоты.

        Его рука потянулась в карман за одноразовыми перчатками, и он стал натягивать их, не сводя глаз с лица Крочесни. Даже раньше, когда она была более живой, он не мог понять, что не-вавилоняне находят друг в друге. Тогда Крочесни была миловидной — в этом не было сомнения; но она была недочеловеком, и в её лице не было даже малой толики утончённой красоты истинных  вавилонянок.

        Даже Вяартие дала бы ей тысячу очков вперед. А Вяартие была весьма красивой, если бы не её отвратительный (по мнению Карьюлаани) характер…

        Но это ?

        Его губы брезгливо дёрнулись. Некоторые вещи просто нужно было сделать. Карьюлаани было отвратительно даже прикасаться к ней, но по крайней мере, в перчатках ему не придётся мыть руки.

        Придётся мыться целиком.

        Он потянулся к ширинке брюк и расстегнул её. Закрыл глаза, стараясь игнорировать омерзительный запах, писк и шелест жизнеобеспечения и строго отмерянные негромкие вдохи распятой. Попытался вспомнить… что-нибудь. Что-нибудь хорошее. Что-нибудь, где были настоящие, живые женщины, истинные  вавилонянки, хотя бы та же Вяартие, а не этот отвратительный, едва живой труп...

        Он распахнул глаза.

        Что он вообще здесь делает?!

        Карьюлаани резко шагнул назад, едва не упав на пол. Сорвал перчатки с рук, разрывая их, и отшвырнул ошмётки в сторону.

        Ему не было жалко Крочесни, ни на секунду — она была низкородной швалью, недочеловеком, галактидским выродком. Она была виновной в чём-то, иначе она не попала бы сюда — просто так в МГБ не попадает никто. А значит, в чём бы она не была виновна, за свои заслуги она поплатилась сполна.

        Но сейчас… он снова взглянул на неё. Возможно, ему показалось, но глаза распятой будто расширились в удивлении.

        Но сейчас она была попросту живым трупом.

        В чём был смысл мучать живой труп?

        Он пнул стремянку, отшвырнув её в сторону. Ответом ему было шипение и жужжание системы жизнеобеспечения, отмерявшей вдохи и удары сердца.

        Карьюлаани развернулся и прошагал к люку, ткнув пальцем в пробник. Дождался, пока индикатор загорится зелёным, а люк распахнётся, и вышел наружу, не замечая смотревших ему вслед опустевших глаз.

        На ходу он застегнул ширинку.

- Эй, Мяатти, уже? - удивленно спросила его Вяартие, когда Карьюлаани вышел из тюремного блока в караулку. Лейтенант запрокинула голову, глядя на него вверх тормашками; её короткие каштановые волосы упали вниз вокруг её лица. - Быстро ты сегодня! Ну и как?

        Карьюлаани остановился. Вяартие села, выпрямившись в кресле, недоумённо приподняв бровь.

- Она почти мертва. - сухо бросил он, глядя мимо неё.

- Надо же, Мяатти! - воскликнула ему вслед Вяартие. - Не думала, что тебя так возбуждают мёртвые низкородные женщины!

        Она громко рассмеялась. Следом за ней, оценив шутку, захохотали караульные.