Стихи

Отдай мне ее! Ты слышишь, Москва?

Выбрось, как море янтарь!

Этюд 13

Имя твое шепчу неустанно,

Шепчу неустанно имя твое.

Магнитной волной через воды и страны

Летит иностранное имя твое.

Быть может, Алиса, за чашкою кофе

Сидишь ты в кругу веселых людей,

А я всей болью дымящейся крови

Тяну твою душу, как чародей.

И вдруг изумленно бледнеют лица:

Все тот же камин. Электрический свет.

Синяя чашка еще дымится,

А человека за нею нет...

Ты снова со мной.

За строфою-решеткой,

Как будто бы я с колдунами знаком,

Не облик, не образ, а явственно, четко —

Дыханье, пахнущее молоком.

Теперь ты навеки со мной, недотрога!

Постигнет ли твой Болеслав или Стах,

Что ты не придешь? Ты осталась в стихах.

Для жизни мало, для смерти много.

Этюд 14

Так и буду жить. Один меж прочих.

А со мной отныне на года

Вечное круженье этих строчек

И глухонемое "никогда".

Советская поэзия. В 2-х томах.

Библиотека всемирной литературы. Серия третья.

Редакторы А. Краковская, Ю. Розенблюм.

Москва: Художественная литература, 1977.

Поэзия

Поэзия! Не шутки ради

Над рифмой бьешься взаперти,

Как это делают в шараде,

Чтоб только время провести.

Поэзия! Не ради славы,

Чью верность трудно уберечь,

Ты утверждаешь величаво

Свою взволнованную речь.

Зачем же нужно так и эдак

В строке переставлять слова?

Ведь не затем, чтоб напоследок

Чуть-чуть кружилась голова?

Нет! Горизонты не такие

В глубинах слова я постиг:

Свободы грозная стихия

Из муки выплеснула стих!

Вот почему он жил в народе.

И он вовеки не умрет

До той поры, пока в природе

Людской не прекратится род.

Бывают строфы из жемчужин,

Но их недолго мы храним:

Тогда лишь стих народу нужен,

Когда и дышит вместе с ним!

Он шел с толпой на баррикады.

Его ссылали, как борца.

Он звал рабочие бригады

На штурмы Зимнего дворца.

И вновь над ним шумят знамена —

И, вырастая под огнем,

Он окликает поименно

Бойцов, тоскующих о нем.

Поэзия! Ты — служба крови!'

Так перелей в себя других

Во имя жизни и здоровья

Твоих сограждан дорогих.

Пускай им грезится победа

В пылу труда, в дыму войны

И ходит

         в жилах

                  мощь

                           поэта,

Неся дыхание волны.

1941, Действующая армия

Советская поэзия. В 2-х томах.

Библиотека всемирной литературы. Серия третья.

Редакторы А. Краковская, Ю. Розенблюм.

Москва: Художественная литература, 1977.

Какое в женщине богатство!

Читаю Шопенгауэра. Старик,

Грустя, считает женскую природу

Трагической. Философ ошибался:

В нем говорил отец, а не мудрен,

По мне, она скорей философична.

Вот будущая мать. Ей восемнадцать.

Девчонка! Но она в себе таит

Историю всей жизни на земле.

Сначала пена океана

Пузырится по-виногражьи в ней.

Проходит месяц. (Миллионы лет!)

Из пены этой в жабрах и хвосте

Выплескивается морской конек,

А из него рыбина. Хвост и жабры

Затем растаяли. (Четвертый месяц.)

На рыбе появился рыжий мех

И руки.

Их четыре.

Шимпанзе

Уютно подобрал их под себя

И философски думает во сне,

Быть может, о дальнейших превращеньях.

И вдруг весь мир со звездами, с огнями,

Все двери, потолок, очки в халатах

Низринулись в какую-то слепую,

Бесстыжую, правековую боль.

Вся пена океана, рыбы, звери,

Рыдая и рыча, рвались на волю

Из водяного пузыря. Летели

За эрой эра, за тысячелетьем

Тысячелетие, пока будильник

В дежурке не протренькал шесть часов.

И вот девчонке нянюшка подносит

Спеленатый калачик.

Та глядит:

Зачем всё это? Что это?

Но тут

Всемирная горячая волна

Подкатывает к сердцу. И девчонка

Уже смеется материнским смехом:

"Так вот кто жил во мне мильоны лет,

Толкался, недовольничал! Так вот кто!"

Уже давно остались позади

Мужские поцелуи. В этой ласке

Звучал всего лишь маленький прелюд

К эпической поэме материнства,

И мы, с каким-то робким ощущеньем

Мужской своей ничтожности, глядим

На эту матерь с куклою-матрешкой,

Шепча невольно каждый про себя:

"Какое в женщине богатство!"

1928

Илья Сельвинский. Избранные произведения.

Библиотека поэта (Большая серия).

Ленинград: Советский писатель, 1972.

Портрет Лизы Лютце

Имя ее вкраплено в набор — "социализм",

Фамилия рифмуется со словом "революция".

Этой шарадой

           начинается Лиза

                         Лютце.

Теперь разведем цветной порошок

И возьмемся за кисти, урча и блаженствуя.

Сначала

           всё

                    идет

                              хорошо —

Она необычайно женственна:

Просторные плечи и тесные бедра

При некой такой звериности взора

Привили ей стиль вызывающе-бодрый,

Стиль юноши-боксера.

Надменно идет она в сплетне зудящей,

Но яд

           не пристанет

                   к шотландской

                                 колетке:

Взглянешь на черно-белые клетки —

"Шах королеве!" — одна лишь задача.

Пятном Ренуара сквозит ее шея,

Зубы — реклама эмалям Лиможа...

Уж как хороша! А всё хорошеет,

Хорошеет — ну просто уняться не может.

Такие — явленье антисоциальное.

Осветив глазом в бликах стальных,

Они, запираясь на ночь в спальне,

Делают нищими всех остальных;

Их красота —

            разоружает...