Громак переходит лужу вброд,
Оттер от грязи каблук,
Сел. Сейчас он двинет вперед
"С-80" и плуг.
У этого плуга пять корпусов,
По сталям сизый ручей.
Сейчас в ответ на новый зов
Пять упадут секачей.
Уже мотор на мягких громах,
Сигнала ждут топоры...
Так отчего же, товарищ Громак,
Задумался ты до поры?
Степь нахохлила каждую пядь,
Но плуг-то за пятерых!
Ее, бескрайнюю, распахать
Как новый открыть материк;
Она покроет любой недород,
Зерно пудовое даст.
Громак! Тебе поручает народ
Первый
поднять
пласт.
Какая награда за 1000 прежний труд!
Но глубже, чем торжество,
Чует Громак: история тут...
И я понимаю его.
"Пошел!"
Отливая, как серебро,
Трактор грянул серьгой.
Первый пласт поднялся на ребро,
За ним повалился другой.
И залоснился в жире своем,
Свиному салу сродни,
Фиолетовый чернозем,
Перегнои одни.
Первая... Первая борозда!
Но что
одной
за цена?
Этой ли тоненькой обуздать
Такое, как целина?
Желтеет степь, и рыжеет дол —
Они
во весь
кругозор!
А трактор ниточку повел,
Стремясь доползти до зорь.
Вокруг огромный горизонт,
Нахмуренный, злой...
А трактор медленно грызет
По нитке шар земной.
Но ниточка уж так строга
И в дымке так тепла,
Как гениальная строка,
Что эпос начала.
Ночная пахота
В темном поле ходят маяки
Золотые, яркие такие,
В ходе соблюдая мастерски
Планировок линии тугие.
Те вон исчезают, но опять
Возникают и роятся вроде,
А ближайшие на развороте
Дико скосоглазятся — и вспять!
И плывут, взмывая над бугром,
Тропкою, намеченною строго;
И несется тихомирный гром,
Мощное потрескиванье, стрекот.
Словно тут средь беркутов и лис —
Всех созвездий трепетней и чище —
Этой ночью бурно завелись
Непомерной силы светлячища...
На сухмень, на допотопный век,
Высветляя линии тугие,
Налетела добрая стихия,
И стихия эта — Человек.
Трактор "С-80"
Есть вещи, знаменующие время.
Скажи, допустим, слово "броневик" —
И пред тобой гражданская, да Кремль,
Да в пулеметных лентах большевик.
Скажи "обрез" — и, матюги обруша,
Махновщина средь зелена вина!
А в милом русском имени "Катюша"
Дохнет Отечественная война.
Тут в каждой вещи — дума и характер.
В любой подробности
оттенок свой:
Вот я гляжу на этот синий трактор,
На флаг его, задорный, заревой,
На гусеничьи ленты в курослепе,
На фары, где застряли ковыли,
На мощное стекло, в котором степи
Как будто сами карту обрели,
И думаю о том, что в этой вещи,
Со стенда залетевшей в глухомань,
Не только мая радостные вести
Коммуны отшлифованная грань.
Цыганская
Эх вы, кони-звери,
Звери-кони, эх!
Черные да Серый,
Да медвежий мех...
Там, за белой пылью,
В замети скользя,
Небылицей-былью
Жаркие глаза...
Былью-небылицей
Очи предо мной...
Так быстрей же, птицы!
Шибче, коренной!
Эх вы, кони-звери,
Звери-кони, эх!
Черные да Серый,
Да медвежий мех.
А глаза сияют,
Ласкою маня.
Не меня встречают.
Ищут не меня,
Только жгут без меры
Из-под темных дуг...
Гей, чубарь мой серый,
Задушевный друг!
Эх вы, кони-звери,
Звери-кони, эх!
Черные да Серый,
Да медвежий мех.
Я рыдать не стану,
В дурь не закучу —
Я тебя достану,
Я тебя умчу!
Припадешь устами,
Одуришь, как дым...
В полынью с конями
К черту угодим!
Эх вы, кони-звери,
Звери-кони, эх!
Вороны да Серый,
Да медвежий мех...
Сонет
("Воспитанный разнообразным чтивом…")
Правду не надо любить: надо жить ею.
Воспитанный разнообразным чтивом,
Ученье схватывая на лету,
Ты можешь стать корректным и учтивым,
Изысканным, как фигурист на льду.
Но чтобы стать, товарищи, правдивым,
Чтобы душе усвоить прямоту,
Нельзя учиться видеть правоту
Необходимо сердцу быть огнивом.
Мы все правдивы. Но в иные дни
Считаем правду не совсем удобной,
Бестактной, старомодной, допотопной —
И гаснут в сердце искры и огни...
Правдивость гениальности сродни,
А прямота пророчеству подобна.
* * *
("Счастье — это утоленье боли...")
Счастье — это утоленье боли.
Мало? Но уж в этом все и вся: