Стихи

Шел поезд между скал в ущелии глубоком,

поросшем золотым утесником и дроком;

порой влетал в туннель с отрывистым свистком:

сначала -- чернота гремящая, потом -

как будто отсветы сомнительные в гроте,

и снова -- яркий день; порой на повороте

был виден из окна сгибающийся змей

вагонов позади и головы людей,

облокотившихся на спущенные рамы.

Сочился апельсин очищенный.

Но самый

прелестный, может быть, из случаев в пути,

когда, без станции, как бы устав идти,

задумывался вдруг мой поезд. Как спокойно,

как солнечно кругом... С назойливостью знойной

одни кузнечики звенят наперебой.

Ища знакомых черт, мне ветерок слепой

потрагивает лоб, и мучась беззаконным

желаньем, я гляжу на вид в окне вагонном

и упустить боюсь возможную любовь,

и знаю -- упущу. Едва ль увижу вновь,

едва ль запомню я те камни, ту поляну,

и вон на ту скалу я никогда не встану.

10--11. 3. 30.

---------------------------------------------------------------------------------------------

Неродившемуся читателю

Ты, светлый житель будущих веков,

ты, старины любитель, в день урочный

откроешь антологию стихов,

забытых незаслуженно, но прочно.

И будешь ты, как шут, одет на вкус

моей эпохи фрачной и сюртучной.

Облокотись. Прислушайся. Как звучно

былое время -- раковина муз.

Шестнадцать строк, увенчанных овалом

с неясной фотографией... Посмей

побрезговать их слогом обветшалым,

опрятностью и бедностью моей.

Я здесь с тобой. Укрыться ты не волен.

К тебе на грудь я прянул через мрак.

Вот холодок ты чувствуешь: сквозняк

из прошлого... Прощай же. Я доволен.

1930

---------------------------------------------------------------------------------------------

Окно

Соседний дом в сиренях ночи тонет,

и сумраком становится он сам.

Кой-где забыли кресло на балконе,

не затворили рам.

Внезапно, как раскрывшееся око,

свет зажигается в одном из окон.

К буфету женщина идет.

А тот уж знает, что хозяйке надо,

и жители хрустальные ей рады,

и одного она берет.

Бесшумная, сияя желтым платьем,

протягивает руку, и невнятен

звук выключателя: трик-трак.

Сквозь темноту наклонного паркета

уходит силуэт тропинкой света,

дверь закрывается, и -- мрак.

Но чем я так пронзительно взволнован,

откуда эта радость бытия?

И опытом каким волшебно-новым

обогатился я?

1930 г.

---------------------------------------------------------------------------------------------

Первая любовь

В листве березовой, осиновой,

в конце аллеи у мостка,

вдруг падал свет от платья синего,

от василькового венка.

Твой образ легкий и блистающий

как на ладони я держу

и бабочкой неулетающей

благоговейно дорожу.

И много лет прошло, и счастливо

я прожил без тебя, а все ж

порой я думаю опасливо:

жива ли ты и где живешь.

Но если встретиться нежданная

судьба заставила бы нас,

меня бы, как уродство странное,

твой образ нынешний потряс.

Обиды нет неизъяснимее:

ты чуждой жизнью обросла.

Ни платья синего, ни имени

ты для меня не сберегла.

И все давным-давно просрочено,

и я молюсь, и ты молись,

чтоб на утоптанной обочине

мы в тусклый вечер не сошлись.

1930

---------------------------------------------------------------------------------------------

Представление

Еще темно. В оркестре стеснены

скелеты музыки, и пусто в зале.

Художнику еще не заказали

густых небес и солнечной стены.

Но толстая растерзана тетрадь,

и розданы страницы лицедеям.

На чердаках уже не холодеем.

Мы ожили, мы начали играть.

И вот сажусь на выцветший диван

с невидимой возлюбленною рядом,

и голый стол следит собачьим взглядом,

как я беру невидимый стакан.

А утром собираемся в аду,

где говорим и ходим, громыхая.

Еще темно. Уборщица глухая

одна сидит в тринадцатом ряду.

Настанет день. Ты будешь королем.

Ты -- поселянкой с кистью винограда.

Вы -- нищими. А ты, моя отрада,

сама собой, но в платье дорогом.

И вот настал. Со стороны земли

замрела пыль. И в отдаленье зримы,

идут, идут кочующие мимы,

и музыка слышна, и вот пришли.

Тогда-то небожителям нагим

и золотым от райского загара,

исполненные нежности и жара,

представим мир, когда-то милый им.

1930

---------------------------------------------------------------------------------------------

Ульдаборг

(перевод с зоорландского)

Смех и музыка изгнаны. Страшен

Ульдаборг, этот город немой.

Ни садов, ни базаров, ни башен,

и дворец обернулся тюрьмой:

математик там плачется кроткий,

там -- великий бильярдный игрок.

Нет прикрас никаких у решетки.

О, хотя бы железный цветок,

хоть бы кто-нибудь песней прославил,

как на площади, пачкая снег,

королевских детей обезглавил

из Торвальта силач-дровосек.

И какой-то назойливый нищий

в этом городе ранних смертей,

говорят, все танцмейстера ищет

для покойных своих дочерей.

Но последний давно удавился,

сжег последнюю скрипку палач,

и в Германию переселился

в опаленных лохмотьях скрипач.

И хоть праздники все под запретом

(на молу фейерверки весной

и балы перед ратушей летом),

будет праздник, и праздник большой.

Справа горы и Воцберг алмазный,

слева сизое море горит,

а на площади шепот бессвязный:

Ульдаборг обо мне говорит.

Озираются, жмутся тревожно.

Что за странные лица у всех!

Дико слушают звук невозможный:

я вернулся, и это мой смех -

над запретами голого цеха,

над законами глухонемых,

над пустым отрицанием смеха,

над испугом сограждан моих.