Одно времяя много редактировалачужие рассказыи совсем перестала писать своиКогда сильно погружаешьсяв чужой текствозникает ложное ощущение,что пишешь самЯ перестала редактировать,но стала многоболтать в чатеэто тоже рождало ложное ощущениебудто ты пишешь один большой рассказв разные окошкиЯ перестала общаться в чатено стала болтать по телефонуиногда я так удачно что-то рассказывалаи собеседник так хохотал на том концечто возникало ложное ощущениечто я хорошо пишуя перестала редактироватьболтатьи чатитьсяя отправила Варьку на обедрешив, что пока я не напишу хотя бы страницуне пойду обедатья сидела и думалао чем писатьМного всего — это считай ничегоза окном плескалось море,сосиска завернутая в бумагукоторую мы взяли за завтраком,чтоб покормить кошек,лежала и источала запах сосиския осторожно развернула еёи съела, глядя в пустой экрани у меня опять возникло ощущениечто я пишу рассказс отличными деталямиВот в чем проблема:что бы я ни делаламне кажетсячто я пишу рассказ.
Машина смерти
Мы покрасили стены в салатовыйи повесили над нашей постельюогромный черно-белый постер.Это был портрет Бони и Клайда.Мне пришлось тебя долго уговаривать.Зачем нам эти некрасивые люди, — кричал тыкогда на свете полно красивых.Например?Например, Мэрилин Монро.Или хотя бы Том Уэйтс.А эти мало того, что противныеНасколько я помнюони были убийцами.А ты против убийц?В общем-то, да.Я против убийц в моей спальне.Повесь тогда портрет Ирены Сендлер.Кто это?Это женщина, спасшая из концлагеря2500 еврейских детей.Зачем?? Мы что — еврейские дети?В общеммы повесили Бони и Клайда.Каждый разкогда я сидела на тебе верхомя представлялачто сижу на пассажирском сидениив том самом Форде V-8в машине смертии полицейский прицеливается мне прямо в лоб.Почему-то меня это заводило.Теперь у тебя беременная женагодовой абонемент в фитнеси репродукция Климта над кроватью.И будь я даже Иреной Сендлермне тебя не спасти.