Взгляд третий. Я продолжаю поиск разгадки гравюры, теперь вне её – в энциклопедиях, справочниках и т. д. Разумеется, созданный Блейком двойственный образ греческого атлета и Ньютона внешне не похож на того Ньютона, которого мы знаем по прижизненным портретам, в кружевной манишке, бархатном камзоле и завитом парике. Но я верю Блейку на слово, что этот обнажённый атлет и исчислитель есть не кто иной, как физик, астроном и математик Исаак Ньютон, кембриджский профессор, директор Королевского монетного двора и президент Королевского общества, первооткрыватель закона тяготения и разложения белого света в спектр, и прочая, и прочая. Кроме этого, от меня не укрывается, что Блейк сознательно сделал иллюзию более правдоподобной, позаимствовав чертёж на свитке из одной из собственных книг Ньютона по оптике. Герой в качестве философа, того, кто раскрывает устройство мира. Если же привлечь умозрительное соображение, что чертёж на свитке явно представляет собой равносторонний треугольник, символ Бога, и что внутри треугольника прочерчена дуга окружности, опирающаяся на основание, и, значит, дуга могла бы быть геометрическим местом всех точек, откуда можно увидеть основание с точки зрения Бога, – то мы вплотную приблизимся к культу героя в полном смысле, Ньютон в качестве обнажённого ранимого человека, проникающего в глубинную связь всего со всем. Но всё же почему он оказался брошен в этот мир вод, исполненных тьмой? Почему не в воздушных просторах, исполненных света? Почему он повернулся спиной к карминным краскам утёса и не отрывает взгляда от свитка с его черно-белым модельным миром? И постепенно я начинаю видеть: он выброшен на край утёса*, который сам вполне бы сошёл за треугольник, – как будто, рассматривая треугольник на чертеже, гонец не ведает, что в действительности балансирует на его внешней грани. Как будто Ньютон пал жертвой собственной иллюзии.
Взгляд четвёртый. Я выхожу всё дальше за пределы гравюры: выясняется, что в универсуме ранних гравюр Блейка имеется след, ведущий прямиком к гравюре с Ньютоном. Уже в начале 1780-х Блейк копирует гравюру Адамо Гизи*, на которой представлен персонаж с фресок Микеланджело в Сикстинской капелле – иудейский царь Авия: о нем известно, что, стоя на высоком утёсе, он воодушевлял своих солдат, шедших на войну, унаследованную им от отца, войну, в которой он победил. Вся эта история на гравюре Блейка не читается, но Авия изображён с такой же согнутой спиной, с такой же чеканной мускулатурой, как у Ньютона, что возникает искушение сказать, что и Ньютон унаследовал войну и теперь вынужден судорожно поворачиваться спиной ко всему пёстрому миру, чтобы победить в этой войне. Ещё один след отыскивается в одной из иллюстраций из серии «Естественной религии не существует»: на ней изображён старик, стоящий коленями на земле, на которой он циркулем чертит иллюстрацию к подписи Блейка: «Выводы. Тот, кто видит во всём сущем бесконечное, видит Бога. Тот же, кто видит только рациональное, видит одного лишь себя». И в этом есть, безусловно, и победа, и озарение, и героическое человечество, которое в лице Ньютона отыскивает истину; но в тот самый момент, когда истина найдена, выявляется её ограниченность. Ибо найденная истина вечно пребудет истиной, будь то законы Ньютона или прочие научные абсолюты, но одновременно с тем, как раскрывается истина, на сцену выходит и заблуждение. Заблуждение – это, так сказать, тень истины. И чем больше разрастается истина, тем больше разрастается её тень. Ибо, как пишет в одной из заметок Блейк: «…Все мы, жители Земли, объединены мыслью, ибо невозможно мыслить, не имея перед собой образа чего-либо земного» (цитирую по книге: