Стихи и песни (сборник)

Глядя на монумент петровский
Скульптора славного Церетели,
Что над Москвою-рекой вознесся
С храмом Христа Спасителя вровень,
Вспомнил я старинную байку,
Мне поведанную в Тбилиси,
Что император Великий Петр
Якобы был по отцу грузином.
Версию эту в конце тридцатых
Группа историков раскопала
По материалам архивов местных,
Сохранившихся от Багратионов.
Дескать, в году для грузин тяжелом,
Тыща шестьсот семьдесят первом,
Прибыло на Москву посольство
С главным царевичем Багратионом
У государя просить защиты
От персиян и кровавых турок,
Наших меньших истреблявших братьев,
Аки алчные сыроядцы.
Жгли окаянные басурмане
Церкви святые и поселенья,
Жен же грузинских и дев невинных,
Прежде подвергнув поруганью
И животы вспоров ножами,
После кидали на корм собакам.
А государь Алексей Тишайший
Не был в ту пору в Первоперстольной, —
То ли ногайцев смирял нагайкой,
То ль города учинял на Волге,
Опустошенной злодеем Стенькой.
До возвращения государя
Прибывшее с юга посольство
Вместе с дарами разместили
Рядом с царицыным подворьем.
Был, говорят, грузин-царевич
Ликом румян и осанкой статен:
Кудри – как черная ночь, а зубы —
Снега белее с вершин Кавказа.
В щелку в заборе своем высоком
Раз увидала его царица,
И покорил он женское сердце,
Не утомленное мужней лаской.
Что у них было – никто не знает.
Ведомо только, что государя
Лето прождавшие терпеливо
За день до его возвращенья,
Вдруг подхватились внезапно гости
И укатили обратно в горы.
Мальчик же, после того рожденный
И нареченный Петром, отличен
Был от сестры и родного брата,
Русоволосого Ивана,
Скорбного душой и телом.
Нравом упрям, волосами черен,
Буен в ярости и веселье,
Больше он смахивал на кавказца.
И, по свидетельству очевидцев,
Царские знаки имел подмышкой,
Как и другие Багратионы.
Подлинность данных сто раз проверив,
Жен и детей обняв напоследок,
Перекрестясь на икону тайно
И партбилет заколов булавкой,
Стали историки собираться
В ту же Москву к «самому» с докладом:
Мол, исторически так сложилось,
Что у России цари – грузины.
Над куполами кремлевских храмов
С криком кружились вороньи стаи.
За потемневшим окном куранты
Пробили раз, и другой, и третий.
Сталин слушал, не перебивая, —
Только за спинами у сидящих
Взад и вперед ходил бесшумно,
Трубку сжимая сухою ручкой.
Был невысок он, как оказалось,
С узеньким лбом и заметной плешью.
Только глаза его поражали
Нечеловеческой красотою
И гипнотической силой: кто бы
Выстоять мог перед этим взглядом?
Им показалось на миг – сейчас он
Френч распахнет и слева подмышкой
Родинку черную обнаружит,
Схожую с той, что видна на шее, —
Он же разглядывал молча трубку.
Это безмолвие их сломало.
Съежились они и поникли:
Вот он кликнет сейчас мингрела
С жирным лицом и совиным глазом,
Да и прикажет их уничтожить,
Как кунака своего Лакобу.
Сталин нажал на звонок и, вызвав
Секретаря, произнес: «Представить
К сталинским премиям и наградам
Без публикаций в газетах. Что же
До материалов, то материалы
Сдать и немедленно уничтожить.
Ибо, – сказал он, – необходимо
Русским хотя бы Петра оставить».
Эту историю услышав,
Я неожиданно припомнил,
Как в Бухаре в шестьдесят четвертом
Старый еврей, который позднее
Выехал с семьей в Израиль,
Мне доказать пытался, что Сталин
Родом еврей, потому что «Джуга» —
Жид по-грузински, а суффикс «швили»
Не у грузин, а у инородцев.
Ну а сапожники в Закавказье
Традиционно всегда евреи.
Кто же, выходит, Россией правил? —
Рюрик-варяжин, Борис-татарин,
Петр-грузинец да немка Софья,
После евреи с кавказцами вместе, —
Русских там только и не бывало.
Глянь за окно на Москву: какое
Здание здесь ни построй, назавтра
В землю оно врастает прочно,
Будто веками здесь стояло, —
Храм лютеранский, мечеть ли, церковь,
Американские небоскребы
Или творение Церетели,
Представившее Петра-грузина.
Все здесь смешалось – уклады, стили,
Кровь, языки, племена и боги,
Все нарекает себя Россией,
Нерасторжимой теперь и присно.
Что до Петра, то, вполне возможно,
Был он действительно грузином.
Я, например, сомневаюсь в этом,
Ибо известно: Багратионы
Родом евреи, однако это —
Тема отдельного разговора.

1997