Стихи и поэма

Лампой — месяц, столом — гора,

Подымая к тучам стаканы,

Совещаются до утра.

Еще землю царапает полоз.

Купол дымен. Дорога долга.

И опять мне твой смех и голос

Задыхаясь несут снега.

Хлопья шепчут: «...лиц не запомнить.

Мы неслись любоваться тогда

Огневыми хвостищами комнат,

Табуном — за звездою звезда.

Опускал шлагбаумы вечер.

Шла с ведром она со двора.

Мы гурьбой ей садились на плечи

И на мокрые стенки ведра...»

В том дворе, под лампой, повисшей

Словно колокол над столом,

Парней-кленов и девушек-вишен

Круг сходился к вечеру в дом.

Отработав, свои и соседи

Собирались. Гасла заря.

Тень на лицах из синьки и меди,

Свет — из яблока и янтаря.

Лампа золотом скатерть мажет,

Озаряет то лоб, то висок.

В кресле бабка столетняя вяжет,

Будто меряет на нос чулок.

Крыты веки умбровой пылью.

Дни, как скалы ломавший потоп,

Ей глубоко пробороздили

Земляные скулы и лоб.

Все казалось тогда драгоценным:

Блеск чуть видных чешуек лица.

Медный кран и мыльная пена

На усталой шее отца.

Дым над ужином. Хлеб из корзины,

На ногах у стола резьба.

И у деда — рогом — седины

Над щербатым вылепом лба...

Все бодрится старик. Он лечит —

Гири сняв — стенные часы.

Вынул кучу пружин и колечек

И сердито щиплет усы.

С темной старостью рядом какая

Юность шумная («...все им смешно-о»...)!

Будто пенится хлябь золотая, —

В чернобоких корчагах вино.

А когда, наконец, ты входила —

Оживал ковер, и в дуду

Шерстяная баба трубила,

Овцы блеяли в желтом саду.

И на печке с корой железной

Два сверчка, лишь бы ты вошла,

Поплевав в ладони, прилежно

Били в тоненькие колокола.

И на стеклах иней, иглистый,

Лирохвостый, с отблеском в медь,

Как под ветром боярышник, листья

Покачнув, начинал шуметь...

Ты вошла, и все обернулись,

Так светло и шумно вошла,

Будто вьюга трубами улиц

В снежных искрах тебя несла.

От полета еще раскружиться

Не успев, бросив шаль на окно,

Ты сказала: «Еду учиться

Завтра ж! Вот и все... Решено».

И пока подруги кричали,

Словно ветви сплетя голоса,—

Горстью капель дрожа, умирали

Звезды снега в твоих волосах.

И отец твой, кожевник (...краска

Въелась в ногти...), щуря глаза.

Бормотал с угрюмою лаской:

«Ну, добро... Значит, едешь, коза?

Что ж? А я тут останусь кожи

Квасить, — завтра опять, чем свет...

Осержусь — вот и дерну — тоже

В инженеры — на старости лет!»

И, смеясь, наступив неуклюже

Сапогом на дырявый ковер,

Он жгутом полотенечных кружев

Чуть не до крови шею тер.

Ну, а мне с моею любовью

Было хуже... На шатком столе

Чай дымился, и оком разбоя

Водка щурилась в толстом стекле.

Здесь прощались. И рюмкам в донца

Бил оранжевый, ломкий свет,

Будто карликовые солнца,

Утонув, зажигали след.

Обрывались с вешалок шубы;

Иней гнулся ботвой со стекла;

И над всем этим: скатертью грубой,

Над убранством бедным стола —

Темный волос набрасывал клином

Тень на лоб, на пламя щеки.

Загорались цыганским, старинным,

Краснодонным блеском зрачки.

Тихий голос, глубокий до дрожи,

И румянец, игравший едва,

Будто в жилах под смуглой кожей

Брезжит утро и пляшет листва.

Было нечто — в простом, смугловатом,

Словно ветру открытом лице —

Шелестящий корабль снегопада

Подымавшее в шумном кольце.

Нечто — в голосе, за поворотом

Плеч приподнятых, как за стеной, —

Отпиравшее с гулом природу.

Как стеклянный сундук предо мной.

Все явленья — в морозном дыме

Лес — от солнца до пенья в крови —

Зеркалами вставали живыми

Пред лицом этой странной любви.

Даже стены, промозглые, в меле,

Чуть заметно лучились, и дом

Оживал. Даже стулья умнели,

Черным лаком блестя, как зрачком.

...А когда уходил я — над ширью

Утра медленного, сквозь снега

Подымала обозы, как гири,

Голубого моста дуга.

И, опять, как всегда бывало,

Лишь увижу тебя пред собой,

Изумленье огромным валом

Захлестнет меня с головой...

В мире есть Снеговая Корчага.

Юность, память, судьба, забытье —

Все в ней тонет. Снежинок ватага

По ночам приносит ее.

И черпак, и кружку приносит,

И бинокль, чтобы видеть на дне

Город сердца, метельную проседь

И огонь у любимой в окне.

1934

__________________

Источник: Державин В.В. Стихотворения. М.:

Советский писатель, 1936.

ОБЛАКО

Над землей проносится,

Инея свежей,

Глыбистое облако

В десять этажей.

И стоят под облаком

На земле дома,

Им на крыши сыплются

Спелые грома.

Облако похоже

На большой дом.

Голубоголовый

В нем живет гром.

Он в сырой, просторной

Комнате сидит.

Он в окно из тучи

На землю глядит.

Видит:

Люди. Крыши.

Поле. Двор. Сад.

В пыльных листьях яблонь

Яблоки висят...

И кончают дети

В мячик играть,

И выходят в поле

Облако встречать.

«Вы откуда, облако,

Инея белей?

Вы в пути не видели

Наших кораблей?»

Отвечает облако:

«На севере прошли

Подо мной большие

Ваши корабли.

Восемь дней оттуда

Мне пришлось лететь.

Восемь дней под солнцем

Горело я, как медь.

Я устало! Нынче

Мне пора греметь!»

Тут шагнул из облака

Голубой гром.

Он сшибает с петель

Дверь кулаком.

Дымовые конюхи

Грому подвели

Водяную лошадь,

С гривой до земли.

Испугались дети

И домой ушли.

Но гроза окончилась.

Отражен рекой

Глыбистого облака

Остров меловой.

Над рекой радуга

Тонкая встает,

И под ней проходит

Белый пароход.

Плавником пунцовым

Ночь шевеля,

Словно кит под радугой,

Плывет земля,

Города проносит

На спине сырой.

Громовая свежесть