К этому времени относится отзыв о внешности поэта одной из представительниц нижегородского света Л. П. Никольской: «…У Бутурлиных обедал молодой человек. Нас не познакомили, и я не знала, кто он… По виду ему было более тридцати лет. Он носил баки. Немного смуглое лицо его было оригинально, но некрасиво: большой открытый лоб, длинный нос, полные губы, – вообще неправильные черты; но что было у него великолепного – это темно-серые с синеватым отливом глаза, большие, ясные! Нельзя передать выражение этих глаз: какое-то жгучее, а при том ласкающее, приятное. Я никогда не видела лица более выразительного: умное, доброе, энергичное. Когда он смеялся – блестели белые зубы. Манеры у него были светские, но слишком подвижные. Он хорошо говорил: ах сколько было ума и жизни в его неискусственной речи! А какой он веселый, любезный – прелесть. Этот дурняшка мог нравиться».
16 сентября Пушкин достиг Оренбургского края, а в городе остановился в доме Тимашевых, все владельцы которого либо сами занимались литературным творчеством, либо попали на правах главных или второстепенных героев в различные жанры русской литературы от сатиры до романа. В «Истории Пугачевского бунта» он неоднократно упоминает имя основателя имения в Ташле Ивана Лаврентьевича Тимашева, члена военного совета по защите Оренбурга. Эта историческая личность узнается и на страницах повести «Капитанская дочка». Его сын Николай, будучи молодым офицером, вместе с отцом защищал Оренбург от осаждавших его пугачевцев. Николай Тимашев послужил образцом для составления портрета молодого Петра Гринева из «Капитанской дочки».
Пушкину организовали встречу с местными жителями, помнившими Пугачева. Живые впечатления крестьян оказались чрезвычайно ценными и помогли поэту в создании образа знаменитого бунтовщика. Но и он произвел сильное впечатление своим видом. «Вчера приезжал какой-то чужой господин, приметами: собой невелик, волос черный, кудрявый, лицом смуглый, и подбивал под “пугачевщину” и дарил золотом; должен быть антихрист, потому что вместо ногтей на пальцах когти» – рассказывала пожилая крестьянка, делившаяся с Пушкиным своими воспоминаниями. Тот «много тому смеялся»… «Когти» были неотъемлемой деталью внешнего образа Пушкина.
Впоследствии в память о поездке в Оренбург Пушкин пришлет четыре экземпляра «Истории Пугачева» оренбуржцам – первый, естественно, В. А. Перовскому. Поэт ценил в В.А. такие качества, как «прямой и не тщеславный характер, острый, хотя и не злой язык и глубокое отвращение от лжи, низкопоклонничества и лести, что помешало ему сделать «блестящую карьеру подобно Орлову, Бекендорфу, Клейнмихелю, Несельроде», жить в Петербурге, а не проводить лучшие годы жизни в Оренбурге и на Кавказе.
В. И. Даль, который демонстрировал Александру Сергеевичу оренбургские достопримечательности, тоже получил свой экземпляр книги, как и атаман уральских казаков Покатилов. Местный оригинал Артюхов, «тот охотник, что вальдшнепов сравнивает с Валленштейном или с Кесарем» изрядно позабавил поэта и он его не забыл – подарил свое произведение.
Но ни в записках Пушкина, ни в его письмах нет никаких упоминаний о Егоре Николаевиче Тимашеве. Он проигнорировал существование одного из первых лиц в крае. Однако однозначно считается, что существуют параллели между помещиком Троекуровым – персонажем романа «Дубровский» – и Егором Тимашевым: тот тоже держал большую псарню, где разводил борзых собак, и отличался своенравным, властным характером – считает современная исследовательница Т. А. Образкова.
Вспоминал ли поэт свою московскую знакомую, останавливаясь в доме, принадлежавшем ее семье? Может быть, он подчеркнуто не заметил человека, доставившего столько страданий милой женщине? Но, скорее всего, он действительно не помнил ни прелестную Тимашеву, ни ее грустную историю, ни ее жестокого супруга.
В течение пятнадцати лет Егор Николаевич Тимашев занимал должность предводителя дворянства. В 1835 году он возвратил часть земель, отданных еще Иваном Лаврентьевичем в аренду. По избрании на третье трехлетие он был произведён в генерал-майоры. В 1845 году с этим чином Тимашев окончательно ушёл в отставку и поселился в своем имении Ташла.
Возможно, теперь между неверным мужем и оставленной женой установились своего рода приятельские отношения – в противном случае вряд ли Екатерина стала бы проделывать долгий и тяжелый путь даже в столь любимую Ташлу. Но, может быть, ее грела надежда увидеться с отвергнувшим ее чувства, но еще любимым Эдуардом?
Не к нему ли обращено недавно найденное стихотворение поэтессы?