Стихи и слезы и любовь. Поэтессы пушкинской эпохи

Петербургский период не был счастливым для Перевлесского – мечты о журнальной деятельности не осуществились, он до самой смерти оставался преподавателем Александровского лицея, тринадцать лет был секретарем Лицейского совета. Из некрологов и мемуаров известно, что жили Перевлесские очень скромно и сильно нуждались. Издания учебников Перевлесского расходились плохо, ему приходилось самому выкупать большую часть тиража. В годы, предшествовавшие крестьянской реформе, педагог усиленно занимался просветительской деятельностью, изучал быт различных социальных групп населения Петербурга, посещал мастерские ремесленников, записывал сведения об их быте и труде, часто бывал на публичных лекциях, интересуясь оценками происходивших в государственном и общественном укладе перемен.

Стороной, от общих знакомых Юлия узнавала новости об этом человеке, всю жизнь так много значившем для нее. Но в ней самой произошло обновление – она освободилась от чувства к нему – вначале такого сладостного, потом отчаянно-горького, и, наконец, тихого, пронизанного воспоминаньями и благодарностью. Ушедшая вместе с юностью любовь больше не питала ее скромную музу. Анастасия Федорова передает слова самой поэтессы: «Любовь исчезла из моего сердца, – говорила она, – и поэзия меня оставила». «На бедный, грустный стих мне люди не ответят; // И с многодумною и странною душой, // Я в мире промелькну падучею звездой, // Которую, поверь, не многие заметят».

Но охлаждению литературного сообщества имелись и внешние причины. Жадовская как бы «выпала» из общей картины развития русской литературы, что было связано и с тем, что литература в общем и поэзия в частности приобретала гражданскую, злободневную направленность, а лирика поэтессы не вполне ей соответствовала.

Жадовскую, констатировав, что «тесные рамки житейских интересов, сознание своей неполноценности, постоянные недомогания определили ее мироощущение», отодвинули в сторону. Однако в прощальном привете критика отметила ее дарование как «сильное», «прелестное», «неподдельное, истинное».

Теперь Юлии стала ближе проза. Произведения раннего периода во многом имеют автобиографический характер. В изображении женских характеров главными остаются такие качества, как жертвенность, самоотречение, покорность – именно они во многом определяют трагическую судьбу героинь женской прозы.

Писательница была свидетельницей жизни общества ее круга, среднепоместного дворянства дореформенной поры. Об этом она и стала писать, вспоминая времена, когда воспитывалась у бабушки и в роскошном доме Анны Корниловой-Готовцевой. Писательница могла не бояться совершить неловкость: бабушка умерла давно, а тетушка Анна скончалась 17(29) июля 1871 году от холеры, выпив холодной водицы из колодца. Она была похоронена в ограде Воскресенского храма села Карабаново в семейном склепе у южной стены. Последние годы Готовцева совсем отошла от поэтического творчества, однако не была бесследно поглощена временем, как масса самодеятельных поэтов, а осталась в анналах русской литературы.

* * *

В 2005 году в селе Красное-на-Волге одной из улиц было присвоено имя Анны Готовцевой. Примечательно, что улица эта – рядом с улицей П. А. Вяземского. Несколько стихов костромской поэтессы введены в школьную региональную программу по литературе.

Отдохновение от обид, житейских разочарований и усталости Юлия находила в своей ярославской усадебке, где ей так славно работалось над ее прозаическими произведениями. Видимо, именно в Субботино были написаны её роман «В стороне от большого света» (1857) и повесть «Отсталая» (1861).

На страницах произведений Жадовской воссоздавался особый мир: с подробными описаниями домов, бытовых деталей, с генеалогией семейств, порядком течения внутренней жизни обитателей усадебного дома, с воспроизведением их облика и нрава. Юлии удавались яркие и колоритные описания природы. Смена одного сезона другим часто представлялась как изменение настроения и образа мыслей обитателей. Каждому времени года соответствовал свой образ: зимний пейзаж малоподвижен, стабилен, но, несмотря на «замирание» природы, в описании жизни обитателей усадьбы нет мотива скуки и тоски. Эта «замирающая», но «милая» для обитателей усадьбы зимняя картинка противопоставлена динамике весеннего пейзажа, в основе которого лежит идея движения, постоянного обновления и изменения.