Стихи и статьи о Нике

Но она, конечно, росла. Переходный возраст. Плюс непростые отношения с матерью, которая вышла замуж, родила второго ребенка. Ника чувствует себя обделенной нежностью, теплом, вниманием. И не только материнским, но и читательским, а еще — поддержкой прежних своих опекунов. В неполные 16 лет она переезжает в Москву. Вскоре выходит замуж. И тут начинается бразильский сериал.

Ее муж — богатый итальянец со швейцарским паспортом, психиатр, владелец клиники (позднее он якобы начнет лечить своих пациентов с помощью стихов своей русской жены, а она станет ему ассистировать). По одной версии, он маньяк, по другой — милейший человек. Избранник старше Ники более чем на полвека! Она утверждала, что в момент бракосочетания ему было 76 лет и что в интимном плане он оказался лучше ее сверстников.

Турбина уезжает за границу, в Лозанну. Здесь, в СССР, ей невмоготу. Она бежит от безденежья и безнадежности. От себя самой. После скажет, что эмиграция и замужество — ошибка: «Все это было красиво и трагично, как растоптанная роза…»

Только вот было ли?

Откуда сомнение и скепсис? В ее биографии много белых или, если хотите, темных пятен. Она не то чтобы выдумывала факты, она просто жила в своем мире. В зазеркалье, где желаемое выдавалось за действительное. Да прибавьте еще алкоголь и вроде бы даже наркотики…

Вернувшись после развода в Москву, Ника жила на окраине, в жуткой хрущобе, без телефона, в компании собаки и двух кошек. Немного поучилась во ВГИКе (по другим источникам — в ГИТИСе). После училась или делала вид, что учится в Университете культуры на режиссера.

Когда я заговорил о Нике с Андреем Вознесенским, тот ответил:

— После ее смерти «Новая газета» написала, будто я ее отец. Это глупость, неправда. У меня был роман с ее матерью, но позже, позже…

Я не поленился, разыскал тот номер. Читаю: «И уж совсем не знаю, — пишет неоднократно общавшийся с Никой журналист Сергей Миров, — был ли ее настоящим отцом до сих пор знаменитый советский поэт…»

Почему Андрей Андреевич решил, что речь о нем? Никаких имен Миров не называет, однако нетрудно догадаться, что подразумевается Евтушенко, ведь именно он «открыл» восьмилетнего поэта.

Сегодня, когда Ники не стало, нашлись охотники запустить в Евтушенко камнем: «возносил, пробивал, восхвалял, а потом бросил». Припоминают ему какое-то «гадкое интервью». Можно еще вспомнить затертую, но все равно прекрасную мысль из «Маленького принца» — про то, что мы отвечаем за тех, кого приручили. Как будто Нику, эту незаконную комету, клубок нервов, можно было приручить…

Ну что мог сделать тот же Евтушенко? Бывают случаи, когда не поможешь, как ни старайся. Можно посодействовать с публикацией стихов или с премией за них, но как поможешь с их рождением? А у Ники случилось именно это: она перестала писать стихи. Или стихи оставили ее. А то, что появлялось из-под ее пера, не выдерживало конкуренции: ей уже не делали скидок на возраст, на красивые глаза, на былые фанфары. Ее стихи (как и стихи вообще) оказались не нужны. Поэт в России больше не поэт.

«Нику так замучили и оглушили славой и рекламой, что к шестнадцати-семнадцати годам поэт в Нике умер — ей уже нечего было сказать», — Евгений Бунимович, литератор и депутат, заметил это за год до ее самоубийства.

«Ее испортили наши литературные сволочи! Она испорченный ангел…» — Андрей Вознесенский сказал мне это несколько дней назад, когда от Ники осталась лишь горсть пепла.

Она делала несколько попыток свести счеты с жизнью: резала вены, глотала снотворное в опасных дозах. А в 1997 году, в ночь с 14-го на 15 мая, в четыре часа утра Ника шагнула с балкона пятого этажа. Как писали: в результате ссоры. С кем? Почему? Бог весть… Ей было 22 года. После того первого падения, получив множественные переломы позвоночника, она стала инвалидом. Перенесла 12 операций.

Валерий Туров, украинский журналист, написал по горячим следам трагедии: «А вот в «Комсомолку» я бы лучше не звонил. Деликатное сообщение выбросили в корзину и дали большую заметку под двусмысленным заголовком «Взлет и падение Ники Турбиной». Подзаголовок и вовсе из разряда подловатых, как бы разъясняющий, как именно произошел трагический случай, хотя это сегодня неизвестно никому. Она молчит. Но в комнате дверь была выломана, а Ника лежала под окнами своего дома. Безапелляционность в данном случае безнравственна вдвойне. У матери Ники после прочтения случился сердечный приступ. Ведь и текст изобилует такими подробностями, после которых сообщение номера счета для отправления денег выглядит глумлением над пострадавшей».

Киевский режиссер-документалист Анатолий Борсюк снял о Нике два фильма: до трагедии, когда ей был 21 год — «Ника, которая…», и спустя пять лет — «Ника Турбина: история полета».