Стихи. Мелодии. Поэмы

Так случилось, что осенью года
                               жэньсюй,
Когда уж седьмая луна на ущербе была,
С гостем плыли мы в лодке у Красной
                               скалы;
Чуть прохладой дышал ветерок,
Не тревожили волны реку.

Гостю я предложил, поднимая свой кубок
                               с вином,
Строки вместе припомнить о Светлой луне,
Спеть о Деве Прекрасной стихи.

Вскоре
Над восточной горой появилась луна,
Поплыла-поплыла между звезд.
Засверкала река,
Словно капли росы ниспадали на водную
                               рябь,
И смешались в одно небеса и вода.

Как велик этот водный простор!
Это — в тысячи цинов вокруг —
                              необъятная ширь!
В колеснице-ладье мы по ветру летим
                              и летим
В пустоту и безбрежность, не ведая, где
                              их предел.
Кружим в вечности, кружим, от мира
                              сего отрешась,
И как будто на крыльях — взлетаем
                              в обитель святых..

Так мы пили вино, и веселью, казалось,
                              не будет конца,
А потом, на борта опираясь, мы начали
                              петь.
Пели так:

«Из корицы ладья — о-о-си! —
Из орхидеи весло.
В пустоте-чистоте — о-о-си! —
Мы стремимся туда, где светло.
Постигаю простор — о-о-си! —
Но увы, лишь в мечтах.
Где же Дева Прекрасная — о-о-си! —
В небесах?»

…Гость мой флейтой отменно владел:
Вторя песне,
Звучала мелодия грустно-протяжно
                                  в ночи,
В ней и слезы и жалобы слышались,
Скорбь и печаль;
Эта музыка вдаль уплывала,
Тянулась, как нить,—
И, быть может, драконы проснулись
                                  в пещерах в тот миг
И слезу уронила вдова в одинокой ладье…

Вот объятый тоскою, оправив халат,
Сел учитель по имени Су перед гостем
И с досадой спросил:
«Что ж ты песню прервал?»

«Посветлела луна, звезды стали редеть,
Ворон к югу летит, — мне ответствовал
                                   гость.—
Эти строки, — сказал он, — начертаны
                                   Цао Ман-дэ.

Поглядите на запад, — мой гость
                                   продолжал, —
Там Сякоу вдали.
Обернитесь к востоку — на востоке Учан.
Русла рек, цепи гор меж собою сплелись,
И леса разрослись — зелены-зелены…
…Это здесь Чжоу Лан проучил так
                                   жестоко Мэн-дэ!
Под Цзинчжоу врага разгромив,
По теченью спустившись в Цзянлин,
Плыл Мэн-дэ на восток…
Путь проделали в тысячу ли тупоносые
                                   судна его,
Неба синь затмевали полотнища
                                   флагов-знамен.
По прибытье в Цзянлин, разливал он
                                   хмельное вино
И с копьем, на коне восседая, сочинил
                                   эти строки,
Что ныне припомнились мне…
Был героем он в жизни своей,
А теперь — где обитель его?..

Я и вы, мой учитель, рыбачили, хворост
                                   сбирали
На острове, что посредине реки, —
С каждой рыбкой, креветкой знакомы,
С каждым лосем, оленем дружны.
Лодку — лотоса лист — направляя вперед,
Пили вместе вино.
Мы казались себе мотыльками
Между ширью небес и землей
Или зернами риса в безбрежной стихии
                                    морской…»
И изрек он, мой гость:
«Опечален я: жизнь — это миг!
Полон зависти я: бесконечно теченье
                                    Чанцзян!
Если б вечно летать мне, подобно
                                    небесным святым!
Эту яркость луны если б мог я навечно
                                    объять!
Знаю, мало мгновенья, чтоб это постичь,
И поэтому тонут мелодии музыки
                                    в скорбных ветрах…»

Я сказал ему так:
«А доподлинно знает ли гость,
Что такое — вода, что такое — луна?
Все идет чередой, как вода, как теченье
                                    реки,
Все идет чередой, но ничто никогда
                                    не уйдет.
И луна — то кругла, то ущербна,
                                    но вечно — луна,
И не в силах никто
увеличить-уменьшить ее.
Ибо, если изменчивость ставить началом
                                    начал,
В миг единый не в силах мы вечность
                                    вселенной постичь;
Если ж будем считать постоянство
                                    за первоисток,
То и я, и мой гость, да и все, что мы
                                    видим вокруг,—
Вечно все!
Так зачем же завидовать тщетно
Чанцзян?

Между тем в небесах и на этой земле
Всякой твари и вещи свое назначенье
                                   дано.
Если есть что-то в мире, чем я обладать
                                   не могу,
То йоты того не посмею присвоить себе.
Но ведь ветер, что чист в небесах,
Не запретен для наших ушей,
А луна среди звезд, что светла,
Не боится взглянуть нам в глаза.
Мы возьмем их себе — и не будет
                                   препятствий тому,
Ибо Высшим Создателем нам во владение
                                   дан
Этот вечный источник живой красоты,
Мы им можем владеть как хотим!»

И от радости тут засмеялся мой гость,
Засмеялся и кубок наполнил вином.
А потом, после трапезы,
Кубки и плошки вокруг разбросав,
Мы лежали на дне нашей лодки вдвоем
И не знали, объятые сном, что восток
                                    побелел.