Я перевернулась на живот и уставилась на девушку. Она растеряно сидела на краю кровати, раздавленная и опустошенная моими словами. Я могла бы наказать эту идиотку за то, что она ослушалась меня, пожелав выйти замуж за Мартена. Подавленный кошмар воспоминаний превратил бы ее жизнь с любимым человеком в ад… Царапины от моих ногтей на лице Матушки Гён зажили нескоро. Она тоже могла бы превратить в кошмар мою жизнь в гареме хана или же оборвать ее, приказав забить меня до смерти… Но она меня пожалела… Ненавижу жалость… Всех ненавижу… Себя тоже…
– Ты никогда не забудешь того, что с тобой случилось. Но ты можешь научиться жить с этим дальше. Подойди ко мне, Пиона, – девушка не двинулась с места. – Подойди, я не причиню тебе зла.
Мне не удалось смягчить голос, пришлось сесть на кровати и самой придвинуться к ней. Чудесный медный оттенок ее волос вдруг напомнил мне бабушку, которая сохранила цвет волос даже к старости. Я погладила девушку по волосам и подняла ей голову за подбородок.
– Мне стоило бы тебя придушить прямо здесь, но я не хочу гадить брату. Ему с тобой и Мартеном жить под одной крышей и вести дела. А румяная и улыбающаяся хозяйка пекарни будет лучше способствовать торговле, чем затравленная и несчастная девчонка за стойкой, верно?
Пиона посмела взглянуть мне в глаза и выдавить:
– Я новый десерт придумала, специально…
– Заткнись.
– …специально для вас. Молочный, а то вы молоко совсем не пьете… – упрямо закончила она, готовая вновь расплакаться.
– Прекрати и послушай. Ты позволила страху управлять твоей жизнью. Тебе страшно вновь пережить боль, унижение, беспомощность? Тебе страшно, когда Мартен тебя целует? А ты сама не пробовала его поцеловать?
Девушка изумленно уставилась на меня.
– Да как можно?..
– Я только что сделала тебе больно. Синяки долго не сойдут. Но ты продолжаешь, как собачка, ластиться ко мне со своим десертом. У тебя гордость есть? А, демон, забудь. Представь, что ты целуешь Мартена. Тебе страшно?
На ее щеках запылал румянец, Пиона робко покачала головой.
– Я не могу… Как можно?.. Это ведь неприлично и…
– Неприлично, стыдно… Какая глупость! – раздраженно фыркнула я, понимая, что роль наставницы Матушки Гён у меня не удается, не хватает терпения – проще эту дуру прибить. – Стыдно, но не страшно, верно? А если бы ты знала, что за поцелуем последует боль? Как бывает, например, когда ты поранила ножом палец, но все равно надо готовить обед? Тебе будет страшно готовить обед из-за того, что когда-то порезала палец?
– Нет, но это ведь другое…
– Почему же другое? Ты мужественно закусишь губу и продолжишь готовку, тебе даже в голову не придет каменеть от страха? Запомни – когда ты чувствуешь боль, надо радоваться и сражаться дальше. Потому что ты еще живая, ведь не больно только мертвым. Для них все кончено, а у тебя еще есть надежда. Кстати, некоторые искусницы даже в боли ухитряются найти наслаждение…
Я горько улыбнулась, потому что у меня это так и не получилось. Но я благодарна Матушке Гён за ее науку, хотя иногда мне казалось, что лучше бы я там и сдохла.
– А страх унижения и беспомощность существуют исключительно в твоей глупой голове, – я постучала костяшками пальцев по ее аккуратно причесанной головке. – Посмотри на себя. Ты молодая здоровая девка, кровь с молоком, весишь раза в два больше меня. А ведь я с кровати не вставала несколько дней. Но ты даже не подумала сопротивляться, когда я повалила тебя на кровать и задрала юбку. Почему? Почему ты не сопротивлялась?
Пиона обиженно закусила губы и страдальчески наморщила нос, готовая опять разреветься.
– Ты выбрала себе роль жертвы и ничего не хочешь менять. Но ты попробуй примерить роль охотницы, вдруг она тебе понравится? Образно говоря, ты отказываешься готовить обед из-за глупого страха боли. Ты довольствуешься черствым хлебом и водой вместо того, чтобы немного потерпеть и насладиться изысканным лакомством, которое сама же можешь приготовить по собственному вкусу… – у меня позорно заурчало в животе, пока я говорила, но я упрямо продолжала увещевать девчонку. – Не отказывай себе в плотских утехах, просто научись сама их выбирать.
– Я не понимаю, – девушка нахмурилась. – Вы хотите, чтобы я вам завтрак приготовила? Так я сейчас…
– Боже Единый, – выдохнула я, хватаясь за голову. – Дай мне терпения не прибить эту дуру.
Из меня получилась никудышная наставница. Только теперь я поняла, что Матушка Гён была воистину святой женщиной. Сколько же таких дур ей пришлось повидать и научить уму-разуму?
– Сядь на место, – прикрикнула я, вставая с кровати. – Объясняю прямым текстом, раз не понимаешь. В искусстве любви есть много разных приемов, благодаря которым ты можешь сама управлять происходящим. Да где же она?
Я выдвинула ящик комода, где хранила самые ценные и памятные вещи, перерыла все, но книги не было.
– Где фолиант? С дорогим окладом и рисунком хризантемы?
Пиона задумалась ненадолго, потом просияла и кинулась прочь из комнаты. Она вернулась довольно быстро, неся книгу, замотанную в шелк.