Стихийное бедствие

Из-за кулис процокала каблучками завклубом:

— Прошу внимания. Сейчас вы заслушаете сообщение Агафона Терентьича… — И ушла обратно как ни в чем не бывало.

— Я сидя, — извинительно улыбнулся Агафон.

— Ничего, ничего, — согласилось собрание.

— Я собрал вас по одному делу, — начал бригадир, — по важному делу. Я бы даже подчеркнул — принципиальному делу…

Агафон задумчиво покрутил трость.

— Все мы относимся к славному племени железнодорожных проводников. У нас уже есть традиции. Отцов и дедов. Я лично жизнь положил на железную дорогу, чтобы получить те льготы, которые я имею. Которые имеет каждый из вас… Ну, там бесплатный проезд и так далее. Вы знаете. Мы хоть и получаем не так много, но у нас есть возможности. Некоторые возможности, чтобы поправить свое финансовое положение. Ну, это вы тоже знаете, хотя этому в школе не учат… Я имею в виду взять посылочку за рубчик-два-три, провести слепачка, ну и так далее… Так что наша профессия внакладе никогда не остается. Больше того, с помощью этой профессии мы превратили наше прежде задрипанное село в райский уголок! В рабочий поселок! В образцовое селение!

— Покороче давай, Терентьич, а то невтерпеж…

— Тут короче нельзя. Тут вопрос принципа. — Агафон строго глянул на свою дочь Нютку, сидевшую в первом ряду с брезгливым выражением на лице. — Поехали дальше… У нас в Прищепино есть своя школа с нужным нам уклоном. Нашим детям не надо беспокоиться о своем призвании. Оно всегда с ними, как тот праздник, который всегда со мной.

— Что за праздник? — поинтересовались из зала.

— Это так. К слову пришлось. К делу не относится… Поехали дальше.

— Хватит ездить, говори дело.

Агафон привстал, опираясь на свою великолепную трость:

— Прищепинцы! Земляки!.. В наших рядах появились отщепенцы.

— Какие-такие?

— Мне это больнее других, потому что среди них моя дочь.

— Вона?! Что она выкинула?

Агафон сделал паузу. Нахмурил брови.

— Они хотят свернуть со священного железнодорожного пути отцов и матерей, — Агафон поднял трость, как посох. — Они хотят в стюардессы!

Бригадир сел. Зал затих, ошеломленный услышанным.

— Драть их надо, — крикнула тетя Паша, — кнутом.

— Не поможет, — возразил Прокопыч, — драть, но методом убеждения!

— А много ль их?

— Дык было двое, но одну, Тоньку Коновалову, мы уломали. Теперь эта осталась. Всего одна, немного, но ведь зараза может пойти, поветрие. Как я уже здесь выражался, это — дело принципа.

— Да. Тут только дай волю, потом не расхлебаемся.

— А давайте все же ее послушаем, — предложила Шура, — может, у нее тоже принцип есть.

Нютка с готовностью поднялась, но говорить ей не дали.

— Нечего! Молода еще нас-то учить.

— Не давать слова! Без ее слов обойдемся.

— Нельзя давать потачки.

— Драть надо, драть.

— Ну, че вы орете-то, как на базаре? — вдруг как-то слишком громко кинула Нютка. — Вам чего, уже и слово мое мешает?

— Пусть говорит. Уши, поди, не завянут.

— Вы рожденные ползать, вот кто вы, — крикнула Нютка, — а я летать хочу.

— Ну сказанула. Теперя уши уж точно завянут.

— Я летать хочу, — повторила Нютка с металлическими нотками в голосе, — отец меня уж драл, чуть трость свою не обломил, а толку? Все одно хочу летать. Все одно пойду в стрюардессы. И чего вы так взъелись-то? Ведь же стюардесса — это родная сестра проводницы.

— Ой, родная сестра — ну, договорилась!

— Ну пусть двоюродная, но сестра же! Поймите, мечта у меня есть. С детства летать хочу. Во сне летала, теперь хочу в самом деле. Хочу землю поглядеть.

— Так на железных дорогах-то не увидишь, что ли?

— Э, это не то. Мне другой масштаб нужен. Чтоб далеко видать…

— А я, Агафон Терентьич, вот что предлагаю, — решительно встала тетя Паша, — думаю, замуж ее надо, а? Тогда вся дурь у нее в детей уйдет, в хозяйство. С дитем на руках не полетаешь.

— Да кто ее возьмет, стюардессу? Даже на слух неприлично выговаривать.

(Тут автор приносит извинения за некоторые недипломатические выражения, слетающие с уст героев в пылу полемики.)

— А я так думаю, — врезался в распрю Агафон, — что надо ставить вопрос шире и глубже. Кто такие мы с вами? Мы это как красные кровяные тельца в стальных артериях страны. Мы та самая заварка, без которой любой чай останется простым кипятком. Мы носители чистоты в вагонах… В нашу среду должны попадать только лучшие из лучших. Вы все должны запомнить, что мы не шушера какая-то, мы особый народ. А наше Прищепино — такой же центр, как для ткачей Иваново, для стеклодувов Гусь-Хрустальный или Тольятти для автостроителей. И мы никому не позволим…

— Позволишь! — выкрикнула язва-дочь.

Агафон смешался. Весь публицистический пыл его тут же улетучился. И тут руку поднял Спиридон из спального — белая кость. Интеллигентно, без базара взял себе слово.

— Ладно, пусть себе кудахчет. Покудахчет и перестанет. И не таким крылышки подрезали.

Нютка гордо передернула плечом и пошла прочь к выходу. И тут… Не знаю, показалось ли, нет ли, но взмахнула вдруг руками Нютка, оторвалась от пола и… поплыла, полетела. Чтоб глаза мои лопнули, полетела!

Все, кто был в зале, онемели.

ХИРУРГИЧЕСКОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО