Читаем Стихотворения полностью

Из ВОСЬМИСТИШИЙ 1

В комнате темно,

В комнате беда, — Кончилось вино, Кончилась еда, Кончилась вода Вдруг на этаже, Отчего ж тогда Весело душе?

В комнате давно Кончилась беда, Есть у нас вино, Есть у нас еда,

И давно вода Есть на этаже, Отчего ж тогда Пусто на душе?

Звездный небосвод Полон светлых дум,

У моих ворот Затихает шум,

И глядят глаза В самый нежный том, А душе — гроза, Молнии и гром!

4

Лунною порой, Омрачая мир,

Шел понурый строй, Рядом — конвоир.

А душе в ночи Снился чудный сон: Вербы и грачи, Колокольный звон...

5

Девушке весной Я дарил кольцо,

С лаской и тоской Ей глядел в лицо, Холодна была У нее ладонь,

Но сжигал дотла Душу мне — огонь!

6

Постучали в дверь, Открывать не стал,

Я с людьми не зверь, Просто я устал,

Может быть, меня Ждет за дверью друг, Может быть, родня... А в душе — испуг.

7

В комнате покой, Всем гостям почет, Полною рекой Жизнь моя течет, Выйду не спеша,

На село взгляну... Окунись, душа,

В чистую волну!

На реке Сухоне

Много серой воды, много серого неба,

И немного пологой нелюдимой земли,

И немного огней вдоль по берегу... Мне бы Снова вольным матросом Наниматься на корабли!

Чтоб с веселой душой

Снова плыть в неизвестность, —

Может, прежнее счастье мелькнет впереди!.. Между тем не щадят Эту добрую местность,

Словно чья-нибудь месть, проливные дожди.

Но на той стороне под всемирным потопом Притащилась на берег —

Видно, надо — старушка с горбом,

Но опять мужики на подворье примчались галопом И с телегой, с конями Взгромоздились опять на паром.

Вот, я думаю, стать волосатым паромщиком мне бы!

Только б это избрав, как другие смогли, —

Много серой воды, много серого неба,

И немного пологой родимой земли,

И немного огней вдоль по берегу...

Журавли

Меж болотных стволов красовался восток

огнеликий... Вот наступит октябрь — и покажутся вдруг

журавли!

И разбудят меня, позовут журавлиные крики Над моим чердаком, над болотом, забытым вдали... Широко по Руси предназначенный срок увяданья Возвещают они, как сказание древних страниц. Все, что есть на душе, до конца выражает рыданье И высокий полет этих гордых прославленных птиц. Широко на Руси машут птицам согласные руки.

И забытость болот, и утраты знобящих полей — Это выразят все, как сказанье, небесные звуки, Далеко разгласит улетающий плач журавлей...

Вот летят, вот летят... Отворите скорее ворота! Выходите скорей, чтоб взглянуть на высоких своих! Вот замолкли — и вновь сиротеет душа и природа Оттого, что — молчи! — так никто уж не

выразит их...

<1965>

Осенние этюды 1

Огонь в печи не спит,

перекликаясь С глухим дождем, струящимся по крыше... А возле ветхой сказочной часовни Стоит береза старая, как Русь, —

И вся она как огненная буря,

Когда по ветру вытянутся ветви И зашумят, охваченные дрожью,

И листья долго валятся с ветвей,

Вокруг ствола лужайку устилая...

Когда стихает яростная буря,

Сюда приходит девочка-малютка И робко так садится на качели, Закутываясь в бабушкину шаль.

Скрипят, скрипят под ветками качели,

И так шумит над девочкой береза,

И так вздыхает горестно и страстно,

Как будто человеческою речью Она желает что-то рассказать.

Они друг другу так необходимы!

Но я нарушил их уединенье,

Когда однажды шлялся по деревне И вдруг спросил играючи: «Шалунья!

О чем поешь?» Малютка отвернулась И говорит: «Я не пою, я плачу...»

Вокруг меня все стало так уныло!

Но в наши годы плакать невозможно,

И каждый раз, себя превозмогая,

Мы говорим: «Все будет хорошо».

2

И вот среди осеннего безлюдья Раздался бодрый голос человека:

— Как много нынче клюквы на болоте!

— Как много нынче клюквы на болоте! —

Во всех домах тотчас отозвалось...

От всех чудес всемирного потопа Досталось нам безбрежное болото,

На сотни верст усыпанное клюквой, Овеянное сказками и былью Прошедших здесь крестьянских поколений... Зовешь, зовешь... Никто не отзовется...

И вдруг уснет могучее сознанье,

И вдруг уснут мучительные страсти, Исчезнет даже память о тебе.

И в этом сне картины нашей жизни,

Одна другой туманнее, толпятся,

Покрытые миражной поволокой Безбрежной тишины и забытья.

Лишь глухо стонет дерево сухое...

«Как хорошо! — я думал. — Как прекрасно!»

И вздрогнул вдруг, как будто пробудился, Услышав странный посторонний звук.

Змея! Да, да! Болотная гадюка За мной все это время наблюдала И все ждала, шипя и извиваясь...

Мираж пропал. Я весь похолодел.

И прочь пошел, дрожа от омерзенья,

Но в этот миг, как туча, над болотом Взлетели с криком яростные птицы,

Они так низко начали кружиться Над головой моею одинокой,

Что стало мне опять не по себе...

«С чего бы это птицы взбеленились? — Подумал я, все больше беспокоясь. —

С чего бы змеи начали шипеть?»

И понял я, что это не случайно,

Что весь на свете ужас и отрава Тебя тотчас открыто окружают,

Когда увидят вдруг, что ты один.

Я понял это как предупрежденье, —

Мол, хватит, хватит шляться по болоту! Да, да, я понял их предупрежденье, — Один за клюквой больше не пойду...

3

Прошел октябрь. Пустынно за овином. Звенит снежок в траве обледенелой,

И глохнет жизнь под небом оловянным, И лишь почтовый трактор хлопотливо Туда-сюда мотается чуть свет,

И только я с поникшей головою,

Перейти на страницу:

Все книги серии Рубцов, Николай. Сборники

Последняя осень
Последняя осень

За свою недолгую жизнь Николай Рубцов успел издать только четыре книги, но сегодня уже нельзя представить отечественную поэзию без его стихотворений «Россия, Русь, храни себя, храни» и «Старая дорога», без песен «В горнице моей светло», «Я буду долго гнать велосипед», «Плыть, плыть…».Лирика Рубцова проникнута неистребимой и мучительной нежностью к родной земле, состраданием и участием ко всему живому на ней. Время открывает нам истинную цену того, что создано Рубцовым. В его поэзии мы находим все большие глубины и прозрения, испытывая на себе ее неотразимое очарование…

Алексей Пехов , Василий Егорович Афонин , Иван Алексеевич Бунин , Ксения Яшнева , Николай Михайлович Рубцов

Биографии и Мемуары / Поэзия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочее / Самиздат, сетевая литература / Классическая литература / Стихи и поэзия / Документальное

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное